Луцилла нравилась ему. Нравилась вопреки всему, что он о ней слышал.
Ему нравилась ее слегка худосочная, но красивая широкая в бедрах девичья фигура. Ее полненькие округлые до маленьких ступней ноги. Ее овальный с красивым пупком живот и торчащая постоянно вперед острыми сосками двадцатипятилетней сенаторской дочки грудь. Ее цепкие как капканы тонкие пальчиками в кольцах и золотых бриллиантовых пестнях и на плечах и браслетах руки. И он постоянно теперь хотел ее. Постоянно. И почти сразу после их первого близкого контакта. Словно они рождены были друг для друга. Раб гладиатор Рима. Ритарий Ганик и Луцилла Вар, дочь первого патриция, сенатора и консула Рима Лентула Плабия Вара. И теперь ему было уже не особо важно, что о них говорили. Главное он снова любил. И совершенно было плевать на этого ее отца старшего Вара. Даже на все его угрозы в свой адрес и предупреждения о созможной расправе. Ганик просто теперь знал, пока Луцилла любит его до сумасшедшей дури, опасаться ему было совершенно нечего. Похоже, он стал членом их семьи. Будучи и оставаясь попрежнему рабом. Еще Луций Плабий Вар, брат Луциллы Вар, которого Ганик пока еще не видел, но который был уже здесь в этом доме. Он приехал из дальнего похода и неожиданно для всех и для самой Луциллы. И Луцилла Вар теперь была какая-то не такая, как раньше. Она, похоже, чего-то опасалась или боялась. Все в доме об этом говорили. И Ганик от старого Перфирия и женщин виллы узнал, что он не лучше самого старшего Вара. Это говорили скрытно ему буквально на ухо рабы этого дома. Что он жесток, как и его отец и совершенно холоден ко всему. Даже к своей сестре Луцилле. Что он Луциллу не очень, то любит. Особенно после смерти матери. Что крайняя жестокость отца и смерть Сервилии, матери Луциллы Вар повлияла сильно на него, как и на саму Луциллу Вар. Луций стал таким, каким стал, учась у своего отца сенатора и консула и первого патриция Рима Лентула Плабия Вара. Но Ганик не придал и этому значения. Он был крепок и здоров снова, и теперь и не было той странной болезни, которая сбила его с ног. И тех, не было снов в том болезненном бреду. Главное была Луцилла, и он ее любил. И теперь не думал ни о чем. Он даже не думал о побеге.