Он  все  смотрел  в  глаза  Харония  Магмы  и  продолжил – Я  никогда Сивиллу  не  любил. Есть  в  ней, что-то  плохое  и  мерзкое, как  и  у  той Луциллы  Вар. И  это  их  роднит. Как  двух  сестер. Ты  сам  все  узнаешь  от нее  лично, когда  вернешься  в  Олимпию, но  сначала  с  ней  должен поговорить  я  сам. И  ты  мне  должен  это  разрешить, хозяин.

  Хароний  Магма, мгновенно, вскипел  как  котел  с  водой  на  походном костре. Он  услышал  от  своего  доверенного  то, во  что  не  мог  поверить. И именно, сейчас  перед  самыми  гладиаторскими  играми. Он  оказался  крайне далеким, оказывается, от  всего  того, что  творилось  в  его  Олимпии. От  всех  хитро  сплетенных  любовницей  Сивиллой  интриг. Интриг  в  его загородном  собственном  доме. Он  как  самый  хитрый  и  умный  ланиста  в самом  Риме, оказался  обманутым  любовницей  и  рабыней  Сивиллой. Он, долго  радуясь  своей  победе  на  прошлых  играх, и  хорошим  деньгам, не замечал  всего, что  происходит  у  него  под  носом.

   Он, аж, подпрыгнул  на  длинной  телеге  с  края  возницы  раба  араба  и конюха  Хормута. И  заерзал  как  чесоточный  в  бешенстве  и  злобе, зыркая  по сторонам  своими  маленькими  злыми  и  теперь  взбешонными  ланисты Харония  Магмы  глазами.

   Хароний  когда-то  сам  выкупил  эту  Сивиллу  у  Лентула  Плабия  Вара  с каменоломень. Он  не  подозревал, и  даже  не  ведал, что  она  была  рабыней, причем  личной  приближенной, как  и  в  его  доме, рабыней  самой  Луциллы Вар. Но  когда  Ардад  дал  ему  понять  это  со  слов  Ферокла  и  Марцеллы, он  был  потрясен  в  своих  всех  незнаниях  и  ошибках.