Луцилла  Вар  смотрела  безумными  глазами  сумасшедшей  или  одержимой  бешенной  сексуальной  самкой. В  глаза  более  взрослого  чем  она, но  молодого  перед  ней  Ритария. Всматриваясь  в  его  синие, уставившиеся  на  нее  глаза, такого  же  неудержимого  сексуальными страстями  самца. И  чувствуя  его  горячую  положенную  ладонью  руку  на  своей  руке, и  пальцы  гладиатора, обхватившие  крепко  ее  с  браслетом тонкое  девичье  запястье.

  Луцилла  с  наслаждением  вдыхала  запах  его  тела. Мокрого  от  пота, и дворовой  песчаной  пыли. И  наслаждалась  этим, и  это  было  видно. Она при  всех  вдруг  прижалась  к  нему  к  его  полуголому  мужскому тридцатилетнего  гладиатора  Ритария  мускулистому  натренированному  в порезах  и  шрамах  телу, осматривая, молча  его  широкую  красивую  грудь.

   Что  было  сейчас  в  голове  Луциллы  Вар? Никто  не  мог  знать. Но  ясно было  то, что  Ганик  стал  камнем  приткновения  этой  алчной  и  жестокой бестии  семейства  Варов.

  Луцилла  молчала, и  все, что  сейчас  происходило, происходило  в молчаливой  немой  сцене. Луцилла  сжимала  его  в  набедернной  повязке детородный  член, и  смотрела  ему в  глаза. Она  сосредоточилась  только  на нем  на  Ганике. И  другие  ее, было  видно, уже  не  интересовали.

  Луцилла  словно  приросла  к  груди  Ганика  своей  грудью  и  потянулась произвольнго  своим  девичьим  лицом  к  его  лицу. Но  это  не  напугало Ганика, а  наоборот, он  тоже  потянулся  к  ней. Он  и  сам  не  понимал, что сейчас  происходило. Эта  Луцилла  Вар  и  так  близко. И  что-то  такое, чего небыло  даже  с  Сивиллой.