Эти  Мартовские  Иды. И  в  Олимпии  остались  одни  в  основном  женщины и  старые  ветераны, инвалиды  гладиаторских  в  прошлом  игр, ветераны арены  под  руководством  одноглазого  и  хромого  нубийца  негра  Гектола, несущие  охрану  виллы.

   Ганик  был  без сознания, он  был сейчас между сном  и  реальностью. Перед глазами  плачущих  тоже  навзрыд  своих  молодых  двадцатилетних  любовниц рабынь  Миллены  и  Алекты. Те, буквально  вцепившись  в  него, рыдали, истекая  слезами  как  собственной  кровью. Прижавшись  к  его  груди головами. И  обняв  его, сжимали  его  широкие  и  сильные, теперь  ослабевшие  практически  недвижимые  мокрые, как  и  все  его  голое  почти полностью  в  одной  сублигате  мужское  тело.

  Миллемид  пока  лишь  наблюдал  за  суетой  всех  вокруг  него  лежащего  на своей  постели  и  на  бараньих  шкурах, которые  боролись, как  могли  за жизнь  Ганика, не  понимая, что  он  теперь  просто  крепко  спит. Спит, усыпленный  самим  ангелом  Миллемидом. Спит, что-то  в  сонном  бреду, сам с  собой  разговаривая  и  называя  имена  своего  учителя  Ардада  и  Харония Магмы, Ферокла  и  всех  кого  породило  его  в  том  жаром  наполненное болезненное  сознание  гладиатора  Ритария.

  Вся  любая  опасность  миновала  уже  его  и  его  бессознательное  теперь сознание, лишь  желание  самого  Миллемида, как  и  сон, который  Ганик теперь  видел.