Очень  сильно  болел  живот. Его  просто  сводило  судорогой. Будто  туда что-то  воткнули. Что-то  раскаленное  и  очень  острое, как  меч, Мурмелона или  Секутора. Боль  была  невыносимой, и  Ганик  сдерживал  эту  боль  с трудом. Это  было  отравление, и  он  это  понял. Вероятно  от  вина. Вина, которое  он  выпил  в  присутствии  Сивиллы. Сивиллы, которой  не  было, как было  видно  уже  давно  рядом. Она  опять  бросила  его. Он  опять  был оманут. Ганик  рассвирепел.

— Кто  ты?! — уже  в  гневе  отойдя  от  первоначального  испуга, прохрипел, задыхаясь  Ганик — И  откуда  ты  только  взялся?!

— Предположим, друг — вдруг  произнес  незнакомый  пока  еще  ему  крылатый длинноволосый  небесный  пришелец. Его  голос  раскатился  громом  под каменным  потолком  маленького  гладиатора  Ритария  жилища. Он раскатился, казалось  по  всем  закоулкам  и  углам, и  эхом  унесся  сквозь каменные  стены, сотрясая  все  кругом.

 — Я  твой  друг – повторил  Миллемид – Пришедший  тебе  на  помощь. Друг твоей  Небесной  матери. Которой  обещал  оберегать  тебя. И  обещал оберегать  тебя  твоему  Отцу  Небесному  Богу.

  Ганик  снова  попытался, было  дернуться  вверх, и  хотя  бы  сесть  на  своей постели, но  бесполезно. Та  сила, которая  держала  его, была  куда  сильнее, что  можно  было  бы  физически  осилить.

— Не  шевелись  и  тебе  будет  легче — произнес  ему  ангел  Миллемид, глядя  на  Ганика  черными  сверкающими  жутковатым  огнем  глазами. А  сила, пригвоздившая  Ганика  к  его  постели  не  давала  подняться  Ритарию, и  была сконцентрирована  в  его  раскрытой  и  унизанной  драгоценными  перстнями, почти  как  у  женщины  руке. И  Ганик  ощущал  эту  невероятную  силу, не дающую  ему  даже  пошевелиться, силу  внутри  себя. И  исчезновение  боли  в животе  и  ломоты  в  его  совершенно  голом  теле, лежащем  на  устеленной бараньими   шкурами  постеле.