Сильвия  положила  их  в  маленький  тряпичный  сшитый  ею  на  завязочке  мешочек  и  спрятала.

  Странно! Но  он  помнил  все  это! Странно! И  опять  этот  сон. Сон, и  она, та  женщина, что называет  себя  его  матерью.

  Ганик  знал, что  он  подкидыш. И  возможно, она  на  самом  деле  его  мама. Но  где  она. И  кто  та  женщина, о  которой  рассказывала  ему  в  тайне, от утопленника  отца  его  приемная  мама  Сильвия. Та  странная, очень красивая  молодая  женщина, открыла  опять  те  Небесные  двери. И  они опять, устремились  куда-то  вниз  на  огромной  скорости. И   в  этом  месте Ганик  проснулся.

  Он  всегда  просыпался  в  этом  месте. Всегда  прерывался  его  этот странный  непрекращающийся  уже  все  пять  лет  сон. Сон  с  самого практически  рождения. Ганик  повернулся  на  бок  к  лежащим  рядом  к  сыоим  двадцатилетним  сводным  сестренкам. Они  все  время  спали  вместе. Просто  у  всех  была  одна  большая  широкая  деревянная  и  уже  старая, как и  сам  старый  дом, скрипящая  крестьянская  кровать. Кровать, наполненная соломой. И  накрытая  старой  льняной тканью. С такими  же  старыми потрепанными  одеялами  из  козьих  шкур.

  Ганик  лежал  по  одну  сторону кровати, его  приемная  мама  Сильвия  по другую. И  сестренки, лет  двадцати  Камила  и  Урсула  посередине. Сильвия спала. Она  обняла  лежащую  под  ее  боком  Урсулу, и  Ганик  обнял  и прижал  к  себе  Камилу. Он  прижался  к  чернявой  кучерявой  ее  девичьей молодой  головке  своей  русоволосой, тоже  кучерявой  головой.