— Любимый  мой – тихо  простонала, жарко  дыша  Луцилла, и  обхватила  его шею – Люби  меня, люби  и  не  бойся  никого  здесь. Здесь  все  твое. И  я, твоя, миленький  мой.

  Она  целовала  его, прижавшись  к  нему  грудью. К  его  широкой  мужской мощной  и  красивой  гладиатора  груди. И  он  снова  почувствовал  это… Почувствовал  легкое  нежное  почти  неощутимое  прикосновение. Прикосновение  чьей-то  руки. Женской  руки. Ганик  ощутил  все  пять  пальцев  и  ладонь.

  И  он  почувствовал  это. Но  продолжал  заниматься  любовью  с  Луциллой  Вар, отбросив  все  лишнее, жадно  тоже, ее¸ целуя  везде, где  только  можно.

  Поза  меняла  позу. Положение, положение. И  никто  им  не  мешал. Они любили  друг  друга, как  никто  не  мог  себя  так  любить. Ганик  никогда  не получал  такого  наслаждения  как  сейчас, даже  когда  занимался  любовью  с  Сивиллой. Это  была  совсем  другая  любовь, смешанная  с  болью  и  даже кровью. Доведя  себя  до  полного  сексуального  дикого  звериного исступления, Ганик  искусал  всю  Луцилле  грудь  до  самой  крови. Искусал зубами  торчащие   взбужденные  девичьи  на  груди  соски. А  она, сдирая  буквально  кожу, исцарапала  его  спину  в  клочья  своими  ногтями  и  тонкими  в  золотых  бриллиантовых  перстнях  пальцами. Они  для  обострения  ощущений  били  друг  друга, по  лицу разбивая  лица  в  кровь. Слизывая  поцелуями  ее  текущую  с  разбитых  губ  и носа. Но  не  прерывались, ни  на  минуту  соединившись  половыми  органами в  диком  сексуальном  и  безудержном  оргазме.