Но сегодня Ганика было не удержать. Он так и рвался туда, на ту дорогу.
— Нет, мальчик мой – Сильвия строго произнесла ему — Все соседи и те знают, что с тобой, что-то не так. И они смотрят на нас косо и боятся. Я тоже боюсь, чтобы сюда не нагрянула какая-нибудь стража из города или солдаты. Узнай о тебе и какой ты.
— Тем лучше, если я уйду отсюда, когда-нибудь – он произнес уже серьезнее — Я уже взрослый почти, ты сама мне сказала.
— Ты еще ребенок, Ганик – произнесла мать и подошла к своему приемному сыну. И добавила – И это еще больше беспокоит меня. Просто ребенок, выросший очень быстро и не по понятным естественным причинам. Так обычные дети не растут. И хорошо, что мы живем на большом отдалении от остальных соседей. И они тебя редко видят. И быстро забывают о тебе. Но это временно. Когда-нибудь все равно случиться что-нибудь нехорошее. И я это чувствую, Ганик.
Ганик подошел к Сильвии и поцеловал приемную мать.
Она ему опять напомнила о его возрасте. Но кто, он не знал, и не знала, ни она, ни сводные сестры, ни его покойный рыбак отец.
Ганик видел странные сны. Странные и настолько четкие и ясные, что сам их не мог объяснить.
Он видел себя, почти постоянно бредущим по какой-то неземной пустыне. Сплошной бесконечной и бескрайней пустыне. Почти все время в одном и том же эпизоде и месте. Среди потрескавшейся выжженной солнцем земли и валяющихся камней. Подымающим под собой, босыми своими ногами, с ее поверхности песок и пыль. Этот сон, он видел с самого малолетства. С разницей ощущений себя в них от совсем маленького мальчишки до уже вполне взрослого мужчины. Именно в возрасте двадцатидевяти лет, он начал видеть эти сны вообще регулярно с завидным постоянством. И видеть ее. Странную. Бредущую, чуть поодаль от него в оборванном в подоле истрепанного рубища платья. Еще не шибко старую, вполне привлекательного вида русоволосую женщину, которая даже общалась с ним в тех снах и называла его своим сыном.