Тиберий  произнес  пламенную  речь, выйдя  к  краю  трибуны, восхваляя народ  и  силу  Рима. Как, в  сущности, и  должно  было  быть. И  одичавшая  от крови  разгоряченная  предыдущими  схватками  толпа  на  трибунах  должна была  услышать  то, что  должна  была  от  него  услышать  как  от  своего правителя. Цезаря  Рима  потдеожали  аплодисментами  Весталки. И  потом амфитиатр  разом, словно  весь  взорвался  бурей  голосов  со  всех  сторон, прославляющих  самого Тиберия, желая  долгих  ему  лет  жизни  и правления. И  Тиберий  дал  начало  новой  схватки, позволив  Эдитору  продолжить. И Эдитор  снова  вызвал  на  обновленную  и  посыпанную  свежим  желтым песком  арену  новых  бойцов  с  разных  школ  и  с  разных  сторон  самой арены  амфитеатра.

  На  арене  почти  посередине  амфитеатра  стоял  Ферокл  и  его  и  Ганика молодые  ученики  Секуторы, как  и  Ферокл  бактриец  Клеастрит  Рувий, Мурмелон, каким  был  ветеран  школы  Олимпия  Мисма  Магоний  франк Рудион  Мекта, фракиец, земляк  Ферокла  Палезий  Пула  в  качестве гладиатора  Венатора. Четвертым  стоял  рядом  с  ними  единственный  в Олимпии  гоплит  копейщик  ливиец  Камелион.

  На  арену  вышли  бойцы  из  Капуи  и  Помпеи. Шестеро, четыре  секутора, один  Мурмелон, один  Венатор. И  посередине  их  и  впереди  шел здоровенный, казалось  здоровей  еще  самого  Ганика  Ритарий. Скорее  всего германец. Германцы  были  такими  огромными, почти  все  как  один. Огромными, и  довольно сильными, по  своей  природе. Имени  его  не  знал пока  никто, но  казалось, он  был  здоровее  самого  Ганика  и  Ферокла. И Ардад  глядя  через  решетки  деревянных  окованных  железом  квадратных выходящих  на  арену  ворот, прекрасно  понимал, что  этот  гигант  будет особенно  опасен  со  своими  сетями  и  трезубцем. И  Фероклу  с  ним  будет нелегко. Мог  поспорить  Ганик, но  только  не  Ферокл. Похоже, его  именно оставили  тоже  на  окончание  сражения, так  сказать  на  закуску  публике.