Это  все  вольная  и  Луцилла  Варю. И  конечно  деньги. Деньги  за  душу  и  тело  ее  любимого  Ганика.

  Встав  с  гостиничной  постели, Сивилла  спешно  вышла  на  балкон  одного из  гостиничных  домов  Рима. Ее  разбудили  лающие  и  бегающие  под  утро по  Риму  бродячие  собаки. Где-то  далеко  прокричал  петух. Петух  в  каком-то  жилом  городском  дворе.

  Она  теперь  была  при  деньгах, и  главное  имела  документ, вольную, подписанную  самим  сенатором  и  консулом  Рима  Лентулом  Плабием  Варом. Документ, полученный  из  рук  его  дочери  самой  Луциллы  Вар. Ее  в прошлом  госпожи  и  любовницы.

— «Ганик» — снова  екнуло  где-то  внутри, когда  Сивилла  посмотрела  на встающее  утреннее  солнце  над  стенами  Вечного  города  — «Что  я натворила» — у  нее  отпечаталось  само  в  ее  женском  мозгу — Я преступница. Я  убийца  своего  собственного  любовника  и  отца  моего будущего  ребенка.

   Сивилла, аж, отшатнулась  от  ограждения  из  дерева  верхнего  яруса римской  гостиницы. У  нее  закружилось  все  вокруг, и  она  чуть  не  упала на  пол  здесь  же, теряя  равновесие, сползла  медленно  вниз, плюхнувшись на  колени. И  привалившись  к  самому  балкону.

  Раньше  она  никогда  не  была  в  Римских  гостиницах. Только  в публиарии и  женских  термах. И  то, по  разрешению  самой  ее  бывшей  хозяйки  и любовницы  Луцилы  Вар.