Ганик  так  и  оставил  лежать  с  вонзенным  тем  гладием  мечем  в  районе  перерезанной  надвое  шеи  и  торчащем  в  песке  обезглавленный  труп  своего  поверженного  врага. Он  поднял  свой  трезубец  и  сеть  Ритария  и  зашагал  к  главной трибуне, прихрамывая  и  превозмогая  ноющую  боль  от  глубокого  пореза на  правой  ноге, теряя  свою  текущую  по  ноге  на  песок  кровь. Он  шел туда, где  стояли  все  сенаторы  и  их  жены  и  сам  император  Тиберий  со своей  матерью  Ливией. И  стояла  та, которая  смотрела  на  него, не отрываясь  ни  на  минуту.

  Ее  глаза! Он  видел  ее  глаза! Безумные, как  и  у  всех, славящих  его  как  победителя. Но  хладнокровные, и  кровожадные, смотрящие  прямо  на  него. Без  каких  либо  эмоций. В  отличие  от  других.

   Возле  нее  стоял  тот  худощавый  высокий  в  дорогой  длинной  расшитой узорами  тоге  сенатор. Ее  отец. Он, тоже  просто  смотрел  холодно  на  Ганика, взяв  ее  за  узкие  девичьи  плечи.

  На  арену  летели  венки  и  цветы. Они  падали  прямо  под  ноги  молодому  сильному  и  высокому  русоволосому  обрызганному  кровью  противников синеглазому  красавцу  гладиатору, Идущему  прямо  к  главным  трибунам  амфитеатра. Ступая  не  спеша  по  желтому  песку  арены  и  несущему  свою  сеть  и трезубец. И  на  тупом  неточенном  давно  уже  мече, неся  отрубленную  голову  своего  противника.