— Тише  ты! – Ферокл  произнес, и  быстро  широкой  в  трудовых  мозолях  ладонью  руки, закрыл  Марцелле  рот – Тише  ты! – он  повторил – Раскричалась.

   И  он  уже  тише  произнес, и  опасливо, посмотрел  по сторонам. Вроде  бы  никто  не  слышал – Ты  еще  кому  нибудь  про  это  говорила? — спросил настороженно  и  тихо  почти  шепотом  Ферокл.

— Нет, любимый – ответила  ему  его  любимая  Марцелла – Пока  еще  никому. Не  успела.

— Вот  и  молчи, пока, поняла – он  предупреждающе  предостерег  Марцеллу – Не  надо  именно  сейчас  это  кому-либо  говорить  в  этом  доме.

— Но  почему, любимый? – произнесла  тоже  почти  шепотом  Марцелла.

— Просто  не  надо – он  ей  ответил — Я  сам  разберусь  с  этим, а  ты  молчи. И  никому, поняла? – он  почти  угрожающе  ей  ответил.

— Да, любимый – произнесла  ему  в  ответ  Марцелла — Поняла.

— Вот  и  хорошо, любимая — ответил  ей  в  ответ  Ферокл, попрежнему оглядываясь  на  всех  недалеко  стоящих. И  видя  их  отвлеченными  ареной, и  не  слышащих  их  разговор, довольный  произнес  Марцелле — Ну  ладно, милая  моя, иди  ко  мне.

  И  он  через  высокую  из  прутьев  решетчатую  клетку  маленькой тренировочной  арены  обнял  ее. Прижимая  к  металличеким  прутьям полненькой  девичьей  рабыни  любовницы  грудью.

 — Любимая  моя, я  этой  ночью  буду  любить  тебя  снова, так, как  не  любил никогда — произнес  ей  фракиец  Ферокл.