Он  вытянул  большой  палец  на правой  своей  руке  и  повернул  его  тоже  вниз. Это  был  конец. Все  словно  взорвалось. Гром  криков  и  общий  рев бешенной  и  жаждущей  крови  и  смерти  римской  толпы  раскатился  по зрительским  каменным  амфитеатра  трибунам. Там  по  самому  верху  и  по кругу. Как  грохочущая  водопадами  бурлящая  река. Этот  рев  поглотил, казалось  все  вокруг, как  внезапное  землятрясение, сотрясая  каменную кладку  выстроенного  для  убийств  и  развлечений  главного  римского амфитеатра.

— Смерть! Смерть! — разразилось  громким  ревущим  звериным  ревом  со  всех сторон. Все  от  патрициев  и  сенаторов  Рима. Их  жен, богатых  и  знатных  патрицианок. До  простого  гражданского  римского  плебса  кинулись  к  высокой  бордюре, чуть  ли  не  выталкивая  друг  друга  с  нее вниз  на  арену  амфитеатра. Все  протянули  вперед  также  свои  руки. Множество  рук. И, тряся  ими, и  махая  в  воздухе  над  верхним  каменным оградительным  краем  арены, показывали  большим  пальцем, вниз приговаривая  поверженного  Секутора  Капуи  к  смерти.

— Смерть! — Слышалось  со  всех  сторон — Смерть! – доносилось  до  ушей победителя  стоящего  над  своим  врагом. И  казалось  только  и  ждущего последнего  решения  всех  тех, кто  это  кричал. И  не  было  уже  никакого выбора. И  фракиец  Ферокл  занес  последний  раз  свой  длинный остроконечный, как  пика  острый  как  бритва  заточенный  меч  над  лежащим и  молящим  о  пощаде  противником. Он  стоял  над  ним  неподвижно. И  не мог  это  сделать. Просто  не  мог.