Он  не  помнил, где  их  слышал. Уже  не  помнил. Он  стал  вообще  со своим  быстрым  взрослением  забывать  все, что  когда-то  видел  во  сне. Он где-то  слышал  про  трон. Про  Бога. Про  своего  отца. От  кого-то. Но  где  и когда  уже  не  помнил. Прошло  несколько  лет, и  он  забыл  все. И  даже  это. Ему  было  уже  тридцатьпять  и  по  возрасту  теперь  и  по  разуму. Он  был взрослый  молодой  очень  сильный  натренированный  мужчина. И  со взрослением, он  забыл  все, все  что  видел  во  снах. Он  был  теперь  воин арены, как  и  его  друзья  по  его  гладиаторской  школе. Как  его  лучший друг  гладиатор  фракиец  Ферокл. И  ему  даже  стало  нравиться  то, что  он делал. И  он  совершенно  все  забыл. Забыл  свои  те  сны, которые  когда-то видел  и  рассказывал  по  детской  наивности  своей  приемной  матери Сильвии. И  забыл, как  приемная  мама  Сильвия  рассказывала  ему  о  какой-то  встреченной  русоволосой  нищенке, которой  обещала  его  охранять  и  беречь  как  родного  сына.

— «Трон» — снова  отозвалось  в  его  голове. Кто-то  ему  произносил  это слово. Ганик  подумал, что  когда-то  слышал  его. Но  от  кого? Сильвия этого  не  говорила  ему, тогда   кто? Но  какой  трон  и  чей. И  глядя  на  трон императора  Цезаря  Тиберия, вдруг  почему-то  признал  это  слово  до  боли знакомым. Он  вдруг  пришел  в  себя, и  это  было  очень  кстати. Его противник, приближаясь  к  нему  в  круге, стал  кружить  своей  большой веревочной  плетеной  сетью  с  грузилами  над  своей  головой  в  правой руке. Он  готовился  нанести  первым  свой  удар  по  Ганику, по  противнику его  Ритарию. Ганик  пришел  в  себя  и  сосредоточил  себя  на  поединке. Ему нельзя  было  отвлекаться. Это  сейчас  было  крайне  опасно, и  он  снова сосредоточился  на  противнике, лишь  краем  глаза  улавливая  то, что творилось  на  той  императорской  трибуне. И  вокруг  нее, когда  при кружении  кругом  со  своим  смертельным  противником  становился  лицом к  ней. Он  видел  всех  сенаторов  Рима  и  их  жен  в  богатых  расшитых золотом  разноцветных  одеждах  и  прислугу, рабов  и  рабынь, суетящуюся возле  них  и  подносящую  им  напитки  и  фрукты. И  ту, что  стояла  на ногах  у  самого  верхнего  каменного  ограждения  барьера. Это  была Луцилла  Вар. Та  самая  сучка  Лентула  Плабия  Вара. Дочка  сенатора, патриция  и  консула  Рима. О которой, упомянул  его  наставник  и  учитель  Ардад. И смотрела  только  на  него. С  самого  начала  смотрела  на  Ганика. Именно только  на  него. Эта  богатая  и  очень  молодая, но  злобная  особа. Освещаемая  ярким  горячим  солнцем  и  отсвечивая  темным  силуэтом  в ореоле  света  лучей  от  яркого  горящего  светила. Стоящая  этакой  черной  почти  тенью  в  ореоле  яркого  вокруг  огня,  на  самой  жаре  и  смотрящая  на  него  на  Ганика.