Он   услышал  голоса  недалеко  от  этого  покосившегося  маленького дома  на  краю  Селенфии, деревни  рыбаков  и  крестьян  у  самой практически  воды  вблизи  Апиевой  дороги, выложенной  и вымощенной  руками  пленных  рабов  большим  булыжником.   

  Зильземир  сверкнул  светом  синих  своих  астральных  небесного ангела  глаз  и  в  отчаянии  произнес, тихо  наклонившись  и  целуя малыша, своему  сыну – Запомни  свою  маму, мальчик  мой. Запомни  ее, какой  ты  ее  сейчас  видишь. 

  Он  произнес  это, роняя  ангельские  искрящиеся  и  превращающиеся в  сверкающие  алмазы  слезы  на  машущего  маленькими  пухленькими ручонками  малыша. Малыша, ловящего  его  длинные  волосы. Волосы сверкающие  ярким  астральным  светом, и  парящие  в  воздухе. Над склоненным  над  ним  небесным  ангелом. Волосы, меняющие  свою сущую  истинную  природу  и  цвет. Превращающиеся  в  обычные  русые волосы  земной  женщины. Очень  красивой  молодой  женщины. Женщины  врезавшейся  в  память  маленького  ангельского  ребенка. Женщины  оставившей  его  здесь  в  маленьком  свертке  ткани. Одного на  произвол  судьбы  в  неизвестном  доме. И, неизвестном  ему  еще жестоком  человеческом  мире. Поспешно, спасаясь  от преследования  и  мести. Гнева  своего  взбешенного  небесного  супруга.

  Зильземир  боялся  не  за  себя. Он  боялся  за  это  маленькое  существо рожденное  ею. Там  возле  Божественного  его  Трона. Там  у  ног  своего Повелителя. И  он  был  в  гневе. В  гневе  за  свое  временное  и  безумное помешательство. Помешательство  от  любви  к  ней.