Ганик  радовался  за  них  и  за  свою  приемную  маму  Сильвию. За  то, что у  них  теперь  все  хорошо  и  более  мене  благополучно.

  Он  вспомнил  свое  беспутное  детство, когда  он  перерос  сам  себя. Будучи еще  совсем  мальчишкой, он  вдруг  почему-то  очень  быстро  вырос  и  стал мужчиной. Почему  и  как  так  случилось  тогда, и  именно  с  ним, он  не  мог до  сих  пор  объяснить. Как  объяснить  свое  появление  в  том  рыбацком стареньком, почти  завалившемся  на  бок  доме. Как  его  в  той  деревне  все считали  не  нормальным. Умственоотсталым  от  своего  взрослого тридцатилетнего  тогда  возраста. Душа  еще  ребенка  лет  пятнадцати  в  теле практически  взрослого  мужчины. И  как  он  быстро  повзрослел  в  одну ночь. И  теперь  вот  эта  школа  Олимпия. И  все  вертится  вокруг  него вокруг  самого  Ганика.

   Все  странно  и  непонятно.

   Кто  он? И  вдруг  он  вспомнил  еще  одну  женщину. Вдруг  и  так неожиданно  и  вспомнил, что  видел  ее  в  своих  снах  и  даже  когда  видел ее, еще  не  понимая  и  не  зная, кто  это? О  ней  говорила  ему  его  приемная мама  Сильвия. О странной  той  женщине, которая  встречалась  ей  постоянно  и  время  от  времени  не  так  далеко  на  Апиевой  дороге  и  не далеко  от  их  дома. Он  вспомнил  ее  синие  смотрящие  на  него  глаза. Синие  глаза, как  небо. Горящие  странным  небесным  светом. Те  женские очень  красивые  глаза, полные  материнской  любви. И  такие  почему-то  ему знакомые. Он  вспомнил, что  видел  их  первыми  в  своей  жизни. Как, наверное, слепыш  котенок  первый  раз, когда  открывает  свои  слипшиеся маленькие  глазенки, видит  свою  мать  кошку. Он  еще  совсем  маленьким ребенком. Новорожденным  ребенком. Первый  раз  видел  те  синие материнские  глаза.