Он  изгнан  сам  на  эту  проклятую  самим  Богом  землю.

  Его  гнев. Гнев любимого. Гнев  за  свою  же  к  Зильземиру  любовь. Любовь, пошатнувшую  законы  Рая! Его  же  созданные  им  же  законы!

— О, мой  Создатель  и  мой  любимый! —  подняв  к  небесам  в  длинных  и  парящих  светящихся  ярким  пламенем  волосах  безумно  красивую  своим  лицом  голову, Зильземир  произнес — За, что, ты  караешь  меня! За  что, ты  караешь  своего  маленького  сына! Моя  любовь  к  тебе безгранична! И  я, не  виню  тебя  за  твой  выбор! Но  пожалей  своего сына! Мой  господин  Неба!

  Зильземир  опустил, горящий  синим  огнем, свой  взор  своих  красивых наполненных  слезами  и  неудержимой  любовью  и  горем  синих  глаз на  светящееся  ангельским, как  и  он, светом  перед  ним  маленькое  и живое  создание. Лежащего  перед  ним  на  столе  рыбака  в  рыбацкой избушке. И  улыбающееся  своей  любящей  его  матери, что-то лопоча детским  писклявым  голоском. Пускающего  слюнявые  детские младенца  пузыри. И  превращающегося, постепенно  в  обычного земного  ребенка.

— Маленький  мой — пел  Зильземир  на  нескольких  языках, своему отпрыску  от  Бога, прикасаясь  нежно  руками  и  пальцами  к  нему в драгоценных  неземных  изумрудах  перстнях  и  кольцах.

 — Папа  простит  нас. Придет  время  и  он  простит  нас — пел  он  ему — Простит  твою  мать  за  ее  к  нему  любовь  и  безумную  красоту. Сумевшую  затмить  его  Божественный  разум. Нужно  только подождать.