Она  была  более  чем  довольна.

— Еще  немного  и  можно  продолжить, любимый – пролепетала  снова  она — Еще  немного, еще  немного, мой  непобедимый  гладиатор. Такой  же, не  победимый  в  постели, как  и  на  арене  Рима.

  Она  открыла  свои  синие  влюбленные  и  сумасшедшие  от  плотских истязающих  ее  деывичий  разум  страстей  глаза, и  приподнялась  над  его мужской  широкой  сильной  грудью. Положив  правую  руку  в  бриллиантовых  кольцах  и  перстнях  на  тонких  пальцах  на  мощные  накачанные  мышцы, привстала  на  любовном  их  теперь  общем,  застеленном дорогими  тканями  ложе. Свесив  над  ним  свои  русые  перепутанные  и слипшиеся  длинные  от  мокрого  любовного  жаркого  пота  волосы. Она  вскинула  голову  и  спросила  его – Как  тебе  наш  тренажерный  в  имении зал, любимый?

  Луцилла  спросила  Ганика, разглядывая  его  с  мощыми  бицепсами  красивые  мужские  руки. Любуясь  им, как  ненормальная.

— Отличный  зал – произнес  Ганик – Даже  лучше  чем  был  у  меня  в Олимпии  возле  тренировочной  арены.

  Он  так  сказал, чтобы  не  обидеть  Луциллу. Он  берег  ее  к  нему  любовь. А она  смотрела  на  него, не  отводя  своих  влюбленных  синих  женских  глаз двадцатипятилетней  любовницы, разглядывая  его  всего  лежащего  перед  ней.

— Под  крышей  прямо  в  доме  не  на  улице – произнес  Ганик, и  вспомнил  тот  зал. Тот  даже  не  зал. Просто  площадку  и  тренажеры, рядом  с маленьким  тренировочным  амфитеатром  под  открытым  небом  в  Олимпии. Где  тренировался  между  тренировочными  с  Фероклом  поединками, отрабатывая  технику  боя  под  присмотром  учителя  ветерана  арены  Ритария, как  и  он  Ардада. Где  сам  гонял  молодых  рабов  гладиаторов  перед  Мартовскими  Идами. Выжимал  с  них  все  возможное, как  и  с  себя. И как  женщины  в  имении  Харония  Диспиция  Магмы  любовались  им  и  его теми  тренировками.