Она была более чем довольна.
— Еще немного и можно продолжить, любимый – пролепетала снова она — Еще немного, еще немного, мой непобедимый гладиатор. Такой же, не победимый в постели, как и на арене Рима.
Она открыла свои синие влюбленные и сумасшедшие от плотских истязающих ее деывичий разум страстей глаза, и приподнялась над его мужской широкой сильной грудью. Положив правую руку в бриллиантовых кольцах и перстнях на тонких пальцах на мощные накачанные мышцы, привстала на любовном их теперь общем, застеленном дорогими тканями ложе. Свесив над ним свои русые перепутанные и слипшиеся длинные от мокрого любовного жаркого пота волосы. Она вскинула голову и спросила его – Как тебе наш тренажерный в имении зал, любимый?
Луцилла спросила Ганика, разглядывая его с мощыми бицепсами красивые мужские руки. Любуясь им, как ненормальная.
— Отличный зал – произнес Ганик – Даже лучше чем был у меня в Олимпии возле тренировочной арены.
Он так сказал, чтобы не обидеть Луциллу. Он берег ее к нему любовь. А она смотрела на него, не отводя своих влюбленных синих женских глаз двадцатипятилетней любовницы, разглядывая его всего лежащего перед ней.
— Под крышей прямо в доме не на улице – произнес Ганик, и вспомнил тот зал. Тот даже не зал. Просто площадку и тренажеры, рядом с маленьким тренировочным амфитеатром под открытым небом в Олимпии. Где тренировался между тренировочными с Фероклом поединками, отрабатывая технику боя под присмотром учителя ветерана арены Ритария, как и он Ардада. Где сам гонял молодых рабов гладиаторов перед Мартовскими Идами. Выжимал с них все возможное, как и с себя. И как женщины в имении Харония Диспиция Магмы любовались им и его теми тренировками.