Он  почти  касался  спины  Ганика  своей  женской  рукой. И  он  Ганик  чувствовал  это  почти  невесомое  легкое  прикосновение. Он  почувствовал  ангела. Он  почувствовал  свою  мать.  

 — Мальчик, ты  мой  любимый – он  снова  пропел  негромко  сам  себе, радостно  любуясь  своим  и  Божьим  творением.

  Он  стоял  под  оливковым деревом, прислоняясь  к  нему  плечем, и  ветви дерева  склонились  к  ангелу, спадая  шевелящимися  живыми  листьями  ему на  его  плечи. Зильземир  за  это  обнял  ствол  дерева  и  прильнул  к  нему женской  щекой. Его  длинные  русого  цвета  волосы  развиваясь  на астральном  невидимом  ветру, парили  среди  той  листвы. И  листва  дрожала, вибрируя, словно  под  музыку, такую  же  незримую  и  беззвучную, как  и  все, что  было  поглощено  сейчас  ангельским  ярким  невидимым  астральным светом.

— Ты  видишь  это — прошептал  он  дереву. И  дерево  пошевелило  по  его плечам  листвой  и  ветвями, отвечая  ему.

— Это  мой  сын? – произнес Зильземир – Мой  сын. Видишь  его? Правда, красивый? Мой  ангел?

  Оливковое  дерево  снова  пошевелило  ветвями  и  зашуршало  своей  листвой.

 — Такого  невозможно  не  любить — произнес  Зильземир – Он  от  самого нашего  Бога. Он  мой  любимый  сын. И  я  люблю  его  как  все  здесь.

  В  воздухе  кружили, крича, вороны, и  в  цветниках  кувыркались, ища букашек, воробьи. Вороны  переместились  с  криком  на  то  место, где  сейчас стоял  Зильземир, а  воробьи, выпорхнули  из  клумб  и  цветников, и  запрыгали  у  ног  Зильземира, чувствуя  небесную  рядом  с  собой живительную  силу.