Старший  Вар  был даже  рад  такому  неожиданному  и  интересному  сейчас ему  предложению  от  друга  и  подельника  Марка  Квинта  Цимбериуса. Это предложение  было  кстати.

— Пойдем, пойдем, Ганик — сверкнув  алчными  до  разврата  и  любовных очередных  извращенных  страстей  взглядом  синих  глаз, произнесла  Луцилла, не  обращая  теперь  на  все  разговоры  своего  злобного  и кровожадного  отца. Провоцируя  в  нем  бешенство. И  поведение  ее  было понятно  даже  Марку  Квинту  Цимбериусу. Он, просто  молча, посмотрел  на дочь  Лентула  Вара  и  на  него. Но  тоже, промолчал  и  отвел  в  сторону взгляд, глядя  как-бы  в  красивое  в  орнаменте  стекольного  витража  большое окно  кабинета  старшего  Вара.

   Какой  был  после  этого  между  ними  разговор, история  умалчивает, но думается  Лентулу  Плабию  Вару крайне  неприятный, и  он  еле  смог  усидеть даже  в  своем  кресле  от  ярости, не  находя  себе  места  от  оскорбления брошенного  ему  его  дочерью.

  Он  был  сейчас  совершенно  бессилен, что-либо  сделать. А  она  Луцилла Вар, взяла  Ганика  за  руку, вонзив  свои   острые  ногти  своих  тонких девичьих  растопыренных  в  кольцах  и  перстнях  пальчиков  в  его  кисть руки.

  Ганик  стерпел, но  было  заметно  по  его  гладко  выбритому  лицу. И Луцилла  это  сделала  специально  и  преднамеренно  и  посмотрела  на  Ганика.