Ганик  мирился  с  этим. Он  был  вынужден  мирится  с  этим. Ведь  он  сам был  раб. Как  и  его  учитель  Ардад, как  Мисма  Магоний. И  как  все  здесь в  школе  Олимпия. Он  вынужден  был  подчиняться  Харонию  Диспицию Магме  и  мириться  с  тем, что  Сивилла  была  не  только  его  единоличной рабыней  любовницей. Но  он  отрывался  с  ней  по  полной, когда  она приходила  к  нему. Он  любил  ее  и  не  мог  с  этим  ничего  поделать. Он даже  посвящал  все  свои  бои  на  арене  ей  Сивилле. И  победоносно возвращался  домой  со  славой. Славой  посвященной  Сивилле. Славой завоеванной  на  желтом  кровавом  песке  арены.

   Он  сейчас  тискал  ее  в  своих  сильных  изрезанных  шрамами  от  глубоких порезов  мужских  молодых  руках  любовника  гладиатора. Тискал  и  мял этой  очередной  совместно  проведенной  ночью. Мял  руками  ее  полные большие  нежные  трепыхающиеся  по  сторонам  груди. Оставляя  синяки  на бархатной  нежной  кофейного  темного  оттенка  коже. Он  мял  женские округлые  и  крутые  ее  Сивиллы  бедра. Наедине  и  только  с  ней. Ганик целовал  Сивиллу, как  безумный, наслаждаясь  этой  горячей  страстной любовью  в  этом  каменном  подвале  у  бассейна  с  горячей  водой. Здесь в этом  подземном  гладиаторском  жилище. Здесь, где  не  было  сейчас практически  никого, только  Амрезий  за  стеной  у  входной  деревянной, окованной  железом  полуоткрытой  двери. Мальчишка  раб, худощавый, и невысокий, сделавший  ему  свежую  и  новую  перевязку  из  чистой холстины  и  приложил  травы  и  лекарства, выписанные  врачами  и переданные  через  Ардада  Харонием  Магмой.