Он  засмеялся, глядя  на, идущего  за  Гаником  следом, чуть  поодаль  и молча  Амрезия.

— Я  ночью  снова  любил  Сивиллу — произнес  Ганик  другу. Она  как  дурная от  меня.

— От  меня, моя  Марцелла  тоже — произнес  Ферокл — Этой  ночью  тоже занимался  любовью.

  Ферокл  ударил  бутафорским  деревянным  длинным  мечем  гладием  по тренажеру, приседая  и  делая  мнимый  маневр, вправо. И  нанося  колющие удары  один  за  одним  по  кругу  набитому  соломой  тряпичному  из  дырявой  и  рваной  уже  холстины  манекену.

— Марцелла  любит  тебя, Ферокл — произнес  Ганик — Я  это  вижу. Она отличная  девочка, хоть  и  очень  молодая. Дорожи  ее  любовью, Ферокл. Думаю  лучше  ее  ты  не  найдешь. И  тем  более, здесь  в  этой  загородной нашей  гладиаторской  школе.

  Ганик  похлопал  по-дружески  по  широкому  и  сильному  такому  же, как  у  него  плечу  остановившегося  в  фехтовании  своего  друга  и  стоящего теперь  перед  ним. И  пошел  дальше, стараясь  не  оглядываться  на  идущего следом  мальчишку  Амрезия.

— «Что  он  привязался  так  ко  мне?» — думал  он — «Ведь  все  равно, я  не  из их  десятка. Вот  дурачок  молодой. Даже  жалко, что  он  такой  родился  на свет».

  Ганик, вдруг  почему-то  оглянулся  на  него, сам  не  зная  почему.

 — «Я  даже  не  поговорил  с  ним  за  все  это  время  толком  ни  разу» — он  снова  подумал – «Только  приветствия  и  все. И  Сивилла  издевается  над пацаном. Над  его  половыми  пристрастиями. Сивилла  моя, красивая  моя сучка».