— «Мама» — произнес  сам  про  себя, молча  Ганик. Настоящая  его  мама. Сильвия  не  скрывала  от  него  его  непонятное  и  необъянимое  появление  в  их  доме. Еще  совсем  маленьким. Он  даже  помнил, как  Сильвия  поила его  козьим  молоком, а  не  своей  материнской  грудью. Странная  такая  вот память.

  И  он  чувствовал, что  он  им  не  родной. Даже  еще  тогда  когда  как дурачек  носился  с  деревенскими  крестьянскими  мальчишками  по  своей деревне  в  возрасте  почти  тридцати  лет. И  вся  его  деревня  потешалась над  ним  как  над  недоделанным  придурком.

  Да, он  не  родной  Сильвии  сын. Это  и  не  скрывал  и  утопленник  отец Митрий  Пул. Та  странная  женщина, русоволосая  бродяжка. С  легкой сединой  в  волосах. Он  видел  ее  и  во  снах  своих, своего  детства.

Странных  каких-то  и  не  очень  добрых  снах, которые  внезапно прекратились, став, он  гладиатором. Но  вдруг  этой  ночью, он  вспомнил  о них, и  о  той  женщине, которую, он  там  видел  и  общался  с  ней. Она  была не  совсем  такой  там  во  снах. И  не  такой, какой  ту  женщину  видела Сильвия. То  была  молодая  очень  красивая  женщина  приблизительно такого  же  возраста, как  и  он  сейчас. И  очень  красивая  патрицианка. С  длинными русыми  волосами  под  длинной  цета  неба  светящейся  и  словно  живой накидкой. Он  даже  вспомнил  ее  лицо. Очень  красивое  и  миловидное. Она касалась  его  своей  женской  в  красивых  пестнях  из  небесных  живых изумрудов  на  утонченных  пальцах  рукой  и  называла  его  своим  сыном. И все  время  вела  его  Ганика  куда-то. Они  почему-то  все  время  от  кого-то бежали. От  кого, он  не  знал.