Опять  нещадно  жарило  дневное  солнце, и  песок  нагрелся  так, что  жгло ноги. Лишь  длинные  и  широкие  натянутые  над  амфитеатром  из  тонкой разноцветной  ткани  палантины, спасали  от  жары  и  то, только  на  смотровых  площадках  разношерстную  ревущую  в  диком  бешенстке  от восторга  и  восхищения  публику. Которая  безумно  сотрясая  горячий разогретый  солнцем  воздух, ревела. И  слабые  нервами, вероятно  случайно попавшие  как  зрители  на  зрительские  трибуны  плебса  люди. И, скорее всего  не  граждане  самого  Рима, видевшие  это  все  впервые, всегда  не выдерживали  пролития  крови  и  гибеди  гладиаторов, убегали  со  зрительских  площадок  и  трибун  из  самого  амфитеатра  под  свист  и  пинки разбушевавшегося  низшего  плебса, презираемые  старшим  сословием  Рима, собирая  плевки  своими  спинами. Они  сломя  голову  выскакивали  из амфитеатра  и  убегали, не  оглядываясь  в  сам  город. Теряясь  в  панике  и  под  жутким  неперносимым  их  душами  и  разумом  зрелищем  на  его улицах и  закоулках.

  В  этот  момент, кто-то  даже  просто  от  удовольствия  блевал. Перепив изрядно  вина, и  от  всех  кровавых  видов, буквально  повиснув  на  каменном ограждении  верхнего  яруса. И  его  вытаскивали  его  товарищи, чтобы  тот  не свалился  со  зрительной  трибуны. Прямо  под  ноги  дерущихся  внизу  на залитом  кровью  песке, израненных  и  изнуренных  боем  мокрых  от  текущего  по  их  истерзанным  остротой  оружия  по  мускулистым натренированным  телам  пота  гладиаторов.