Он  никогда  этих  мгновений  в  своей  жизни  не  помнил  раньше. Он  и  приемного  отца  Митрия  Пула  помнил  раньше  только  со  слов  Сильвии. А  сейчас  вспомнил  и  его  и  особенно  его  лицо.

  Он  вспомнил  тот  разговор  в  школе  гладиаторов, когда  приемная  мама Сильвия  подарила  ему  те  оставленные  им  в  своем  жилище  светящиеся странным  лучистым  ярким  светом  слезы  капельки. И  указала  на  эту женщину, что  теперь  была  перед  ним. Он  стоял  и  смотрел  на  эту  женщину  и  качал  в  стороны  своей  тоже  растрепанной  запыленной  пылью  русыми  волосами  головой.

— Нет, нет, не  может  этого  быть – Ганик  произносил  в  слух, глядя  в  глаза  нищенки  женщине. И  мысли  прожигали  его  сознание. И   вся  жизнь  перематывалась  от  начала  до  этого  дня. Кадр  за  кадром. И  воспоминания сами  приходили  в  его  память.

  Он  пока  тщетно  пытался  вспомнить, кто  она? Но  его  душа  говорила  сама за  себя  и  тянулась  как  магнитом  к  этой  в  рванине  на  вид  молодой  нищенке. И  все  говорило  за  себя. И  то, что  это  была  она, та  женщина. С   которой  он  был  в своих  снах, и  которая  называла  его  своим  сыном  и  звалась  его  матерью.

— «Мама! Мама!» — гудело  в  его  сознании. Но  Ганик  сопротивлялся  и  думал — «Кто  она?». Он  сопротивлялся  почему-то  своим  же  догадкам  и  мыслям.

  Ганик  смотрел  на  нее  и  судорожно  вспоминал  все, что  помнил. А женщина  ему  говорила – Ты  же  помнишь, как  я  принесла  тебя  в  этот земной  мир  с  небес.