Здесь  же  на  своем  открытом  во  внутренний  двор  виллы  балконе, Луцилла  забывшись, задышала  как  запаленная  и  загнанная  стременная лошадь, неистово  и  прерывисто.

  Она  потрогала  его. Его  кубики  красивого  мужского  на  полуобнаженном теле  пресса. И  эта  его  широкая  мужская  Ритария  грудь. И  то, что  она держала  промеж  его  стройных  голых  ног  в  своих  девичьих  цепких  руках. И  его  красивые  синие  смотрящие  на  нее  как  волны  моря  глаза.  

  Она  как  ненормальная  и  умопомешанная  думала  только  о  нем. О  том высоком  Ритарии, Ритарии  Олимпии, обошедшем  на  арене  Рима  всех гладиаторов  одним  коротким  боем. Она  слишком, лично  восприняла  тот кровавый  скоротечный  бой  и  проигрышь  своего  отца  Лентула  Плабия Вара. Слишком, лично, для  себя.

  Она  так  хотела  его! Так  желала  его! Как  ничего  не  желала  до  этого.

— Ганик  мой — она  произнесла, тихо  и  тяжело  со  стоном  вздыхая — Ты будешь  моим  уже  скоро. Ты  будешь  только  моим.

  Луцилла  Вар  была  счастлива  одной  только  мыслью  о  любви  с  Гаником. И  не  видела, что  была  под  присмотром  Миллемида. Который, черным вороном  сидел  недалеко  на  кусту  оливкового  дерева. Прямо  перед  ее выходящим  во  внутренний  двор  балконом.

  Он  уже  обследовал  все  имение  Варов  и  всех  кто  был  тут. Он  побывал у  самого  Вара. Он  видел  его  беседующим  с  начальником  Римской жандармерии  и  полиции. И  своим  другом  сенатором  и  консулом  Марком Квинтом  Цимбериусом. И  был  в  теме  всего  того, что  замышлял  старший Вар  и  его  дочь  Луцилла  против  Харония  Диспиция  Магмы. И  его  теперь подзащитного  сына  Зильземира  Ганика.