Она, отгородив  его  от  всего. Даже  от  нападок  ее  родного  жестокого  отца, рвалась  всегда  перед  ним  и  его  гостями  защищать  его. Но теперь  ее закрыли  там  наверху. И  уже  ее  крики  и  истеричный  девичий  плач  небыло слышно.

  Ганик  не  знал, что  Луцилла  Вар  покинула  этот  уже  бренный  грешный мир  от  руки  собственного  отца. Тот  ее  просто  задушил. И  она  лежала  там прямо  на  полу  своей  комнаты, куда  Лентул  запретил  входить  кому-либо  из  рабов  и  личных  ее  Луциллы  Вар  служанок  Сесилии  и  Силесты.

  Он  даже  не  знает, что  их  Лентул  сослал  в  каменоломни  за ненадобностью. И  что  их  после  смерти  Луциллы  Вар  туда  уже  увез  сам Арминий  Репта, управляющий  дома  Варов.

  Ганик  опять  подумал  о  Сивилле. Сивилла  предала  его. Но  он  вдруг  опять подумал  о  ней. Он  когда-то  любил  ее. И  бился  на  арене  ради  нее Сивиллы, а  не  только  ради  одной  гладиаторской  славы. А  она  предала  его.

Предала  за  вольную, продав  его  сенаторской  дочке. Впрочем, Ганик  теперь не  жалел. Он  не  испытывал  такой  любви  к  предательнице  Сивилле, какой его  одарила  Луцилла  Вар. Он  познал  любовь  от  любящей  его  женщины  на  границе  любви  страстей  и  даже  боли. Это  было  нечто! Он  с  Луциллой доходил  до  крайности  во  всем. С  Сивиллой  такого  у  него  не  было. Не  было  с  рабынями  германками  Алектой  и  Милленой. То  была  просто любовь  и  все. Но  здесь  было  нечто  иное, и  он  даже  был  благодарен Луцилле  за  то, что  она  ему  позволила  увидеть  в  себе  это. Он  с  Луциллой дошел  до  предельной  крайности  в  любви. И  эта  предельная  крайность  в  любови  погубила  его. Приведя  сюда  в  это  подземелье  и  кандалы.