Сивилла. Рабыня, и  старшая  из  всех  здесь  рабов  на  этой  вилле Олимпия. Рабыня, полюбившая  его  Ганика. С  первого  взгляда. И  не упускающая, ни  одного  момента, чтобы  вот  таким  образом  провести  с ним  свободное  время.

  Она  не  стыдилась  уже  ничего  и  никого. Она  уже  привыкла  к  такой жизни. Рабской  жизни  и  мечтала  только  о  свободе. Призрачной  свободе  и говорила  в  моменты  их  постоянной  встречи  об  этой  эфемерной, но возможной  свободе. О  вольной. Она  говорила, что  не  упустит  возможности  получить  свободу, если  подвернется  случай. Сивилла  была до  предела  цинична. И  такая, же  до  предела  распутна  и  похотлива. Вот  и сейчас. Надетая  до  самого  лобка  на  торчащий  детородный  конец молодого  тридцатипятилетнего  Ритария  гладиатора, своим  раскрытым настежь  в  густой  вьющейся  поросли  волос  влагалищем. Она  стонала, словно  бешенная  жеребица. Дышала, прижавшись  голым  низом  своего округлого  с  красивым  круглым  пупком  красивого  женского  тоже молодого  тридцатилетней  алжирки  рабыни  живота, к  молодому  мужскому натренированному  мощному  в  кубиках  пресса  животу, лежащего  теперь  уже  на  ней  Ганика. Она  стонала  как  ненормальная  на  всю  подземную  с бассейном  купальню, лежа  прямо  голой  узкой  женской  смуглой  спиной на  каменном  полу  возле  деревянных  лавок. И  как  безумная  в  засос целовала  лицо  Ганика. Бесстыжими  и  жаркими  приоткрытыми  губами, закатив  под  веки  черные  мулатки  глаза, в  неуемных  и  диких  страстях любви, она, раскинувшись  прямо  на  этом  полу, извивалась  дикой бешенной  змеей. Скользя  из  стороны  в  сторону  под  ним, и  прижимала его  голову  к  своим  большим  полным  с  торчащими  возбужденными черными  сосками  грудям. Которые  раскачивались  перед  лицом обезумевшего  от  любви  Ганика  по  сторонам. И  он  то  и  дело  нырял  в них своим  молодым, одуревшим  от  любовных  оргий  лицом. Целуя  и  кусая  их. И  ее  Сивиллы  смуглое  нагое  женское  тело. И  тоже  стонал  на весь  подвал, как  ненормальный  в  один  голос  с  любовницей  Сивиллой. И   дышал  громко  и  натруженно, делая  свое  мужское  дело, на  том  краю возле  этого  бассейна, мокрый  от  горячей  воды, и  потный  от  жарких страстей, как  и  сама  Сивилла. Выползши  вместе   с ней  на  его  край  и занимаясь  с  любовницей  африканских  кровей  любовью.