Комолово. Рассказы.
Рука хироманта 

1

Стас держал в руках маленький черный камень. Тонкие волосы падали на вспотевший лоб и касались распахнутых глаз. За стеной шумел телевизор, но Стасу казалось, что это шумит стрекоза, застрявшая между стеной и шкафом. Сомнений не было — четыре прозрачных крыла бились в темноте, пытаясь выбраться.

Комната наполнялась неизвестной, давящей тишиной, и когда пропал последний звук, Стас отчетливо понял, что никаких стрекоз, по большому счету, и не существует. С этой мыслью пришла и другая: ужасно захотелось свернуться в позу эмбриона, вернуться куда-то назад, далеко-далеко, к понятному и простому. 

Потом все пропало. В темноте бесшумно схлопнулись астральные миры, порвались золотые нити. Стас забылся, ясно осознавая, что никакой он вовсе и не мужчина. Истина стала чересчур понятна, и от долгожданного облегчения хотелось снова во всем запутаться. 

В темноте появились звуки: забурлили гордостью бездонные колодцы и взревели доисторические животные, зачахли прошлые жизни и заплакали убогие младенцы. Ослепляя белым светом, в сознании взметнулась искра.

В реальности ничего этого не было. 

В реальности — на столе трепетала одинокая свеча, словно кто-то бегал по комнате, пытаясь найти выход. Напротив Стаса сидела гадалка в тонкой расписной мантии и серебряных перчатках. Ее лицо скрывал капюшон, шею укрывали тонкий фиолетовый шарфик и большие зеленые бусы. Гадалка виртуозно раскладывая карты, готовясь встретить следующего клиента.

— Я люблю родственников, но не отдам за них жизнь, — Стас говорил тихо, спокойно, не удивляясь самому себе. — Я завидую друзьям и отыгрываюсь на тех, кто завидует мне. Я халтурщик. Мое самомнение зиждется на похвале за случайные успехи. Я боюсь и не боюсь. Мне одновременно кажется и так и эдак. У меня есть убеждения, которые я ни разу не проверял, но я люблю себя, и мне не нужны доказательства. А жена… Она считает, что я слабый, потому что я действительно слаб.

Он очнулся, кинул на стол камень и начал тереть сухие глаза.

— Я думал, это никогда не закончится… 

— В-возьми, — заикание было единственным, что портило магический вид гадалки. — Тебе к п-психологу, а н-не ко мне. — она протянула визитку.

Стас дотронулся до белой карточки. Гадалка схватила его руку.

— Еще м-могу п-погадать.

— Не нужно… 

— И е-еще. Там д-действительно есть с-стрекоза. Но д-дохлая.

———

Через три дня, вечером, Стас сидел в кабинете у психолога. 

Ани.

— Это было… — рассказывал он. — знаете, как… как под гашишем.

— А вы давно его употребляли?

— Давно. У меня вообще нет вредных привычек. И эмоционально я всегда был стабилен… Так что с женой-то делать?

Затягивать сеанс Ане не хотелось — рабочий день подходил к концу, а на входе в клинику ее ожидал кавалер. 

Глеб.

— Чтобы не тратить наше время, давайте сделаем так: продолжайте ходить к гадалке, ничего страшного с вами не произойдет. Знаю эту женщину, она проверенный специалист. Гипноз вообще полезен, он расслабляет многие отделы мозга. И нам с вами будет легче — подсознание само расскажет о переживаниях. Это эффективная практика, многие знаменитости так делают.

— Вы мурыжите меня… Гоняете туда-сюда. От вас к гадалке, от гадалки к вам. А дальше что? К гробовщику? — он бросил это куда-то в сторону и вышел из кабинета.

«Ну и славно», — подумала Аня, доставая помаду. Через полчаса она вышла из клиники  не такой, как обычно: на ней было аккуратное вечернее платье и ярко-лимонные каблуки. Глаза были подведены, а волосы собраны в хвост. 

У обочины стояла белая иномарка. Глеб вышел из машины и открыл дверь, приглашая сесть. Аня непроизвольно улыбнулась.

— Ну что, куда едем? — спросила она.

— В «Мертье», конечно!

По пути в ресторан они неловко молчали. Глеб включил музыку, и, в целом, все выглядело так, как будто они просто наслаждались вечерним Комолово. 

«Мертье» был не самым дорогим, но очень приличным рестораном. «Кем же ты работаешь?» — подумала Аня. О работе Глеба она узнала через пару минут, за столиком.

— Я полицейский. Старший лейтенант.

Влюбленность, сидящая внутри девушки, сжалась и спряталась где-то за ребрами. «Подставной»,  — подумала она.

— Работаю круглые сутки, — продолжал Глеб. — Но я фанатик. Иногда мне кажется, что я свихнулся. Скажи мне, я выгляжу как сумасшедший?

— Ну, конечно, нет! — рассмеялась Аня. — Заявляю, как психолог.  

Сомнения улетучились. Любовь снова растеклась по телу. 

— Если серьезно, я одержим работой. Скорее даже, собственным успехом. Не подумай, что я пытаюсь что-то из себя корчить, нет. Просто предупреждаю.

— Предупредительный выстрел, — улыбнулась Аня.

— Скорее, огонь на поражение, — серьезно ответил Глеб.

Девушка застыла, но мужчина вдруг улыбнулся. «Огонь на поражение.» — повторила про себя Аня. А потом повторила еще раз, но с удовольствием: «Огонь на поражение…».

— Попал, — игриво сказала она.

2

Период их влюбленности, переросший в любовь, был нежным, упругим и чуть влажным. Они гуляли по набережной, разговаривали по ночам на мосту, каждый день видели друг друга голыми и ходили в бары, где даже самые завзятые хамы не трогали их. 

Более того, вид влюбленных размягчал почти всех людей вокруг, заставляя медленнее двигаться и тише говорить, чтобы не стать случайным ветерком, который потревожит две хрустальные пластинки, прислонившиеся друг к другу в непостижимом равновесии.

Аню восхищала сила Глеба, его неотступность и настойчивость. Обладая упертым характером, рядом с ним она становилась маленькой девочкой, не смеющей возразить. Он решал ее проблемы быстрее, чем она о них узнавала, и это было настоящим счастьем для девушки, долгое время жившей одной и отчаянно пытавшейся разжиться за счет нескольких работ. А еще Глеб имел обыкновение молчать, но говорить метко и по-мужски романтично. Как-то раз, глядя на заходящее Солнце, он спросил у нее: «Чем ты видишь этот закат?». Аня ответила: «Мне кажется, это веко огромного дракона, которое вот-вот разомкнется и покажет глаз.» «А я вижу его нами, — сказал Глеб. —  Я вижу его собой. А еще космосом. Глубоким и бездонным. Я вижу этот закат нашей планетой, которая скрывается от жара огромного Солнца, поворачиваясь к прохладной вселенной. Я вообще люблю космос. Он часто мне снится…».

Через год Аня переехала к любимому и уволилась с работы, потому что Глеб был убежден, что трудоустроенная женщина отнимает у мужчины стимул к работе. Она стала проводить индивидуальные сеансы на дому, и Глеб согласился называть это «хобби», но с условием, что клиентами будут только девушки. А клиентов становилось все больше. Аня говорила, что во всем виновата любовь, которая гонит время и превращает любую работу в отдых. Глеб соглашался, но при этом его работа с каждым днем становилась все скучнее. Происшествий в городе не было, зато появились килограммы не заполненных документов. А оформляя бумаги, до капитана не дослужишься. 

Одной жаркой ночью Глеб резко остановил машину и ошарашенно уставился на любимую:

— Аня, ну какие гороскопы, какие зодиаки!? Ну что за чушь?

— Звезды влияют на нас. Тут ничего такого нет. Если ты так переживаешь, то давай посмотрим, что тебя ждет.

— Что мы посмотрим? Когда я перестану перебирать документы? — он откинулся на спинку кресла и стал чесать нос. — И вообще, мы договорились, что ты этими глупостями больше не занимаешься.

— Убери руку, сейчас до крови сотрешь.

— Я никогда не шел по головам, ты знаешь. Я иду своей дорогой, доказывая самому себе, что могу стать лучшим. По большому счету, я хочу только этого. Но что я могу сделать, если в городе затишье? Мне нужны эти дела, понимаешь? Как доктору нужны больные. Да, я признаюсь. В каком то смысле это жестоко. Чем больше дел я получу, тем быстрее продвинусь по службе. Но я никого не обманываю, хотя мог бы. Я честно жду работы, а ее нет…

Аня посмотрела на небо. Она взвешивала свои чувства, пытаясь решить — стоит или не стоит. И вдруг ей показалось, что стоит. Да и вообще, ничего страшного в этом нет — в конце концов, он ее любит. Она обняла его.

— Послушай… Я не могу смотреть на тебя такого… Помнишь, я рассказывала тебе про бабу Нину? Ты же знаешь, что я иногда гадаю и чувствую странные запахи… Это мне от нее передалось. Так вот, у ее мамы был камень, который достался ей от ее мамы. Обсидиан. Его нашли в заброшенной мастерской — там какая-то непонятная шаль была усыпана кучей таких камней… 

Глеб толкнул дверь, вышел из машины и сел на капот. «Дура, — думал он. — просто дура». Над головой горела одинокая звезда, казавшаяся ему лишней. Она была как случайная капля краски на чистом холсте, как засохшая точка штукатурки на идеально ровных стенах — ее хотелось стереть, убрать, содрать ногтем. Зачесался нос. Он рывком открыл дверь, заглянул в машину и крикнул:

— Мне кажется, ты не до конца понимаешь, о чем я говорю!

Аня сдвинула брови, будто вот-вот заплачет, и прошептала:

— Пожалуйста, давай попробуем…

——— 

Стас лежал на кровати под храп жены и размышлял о их совместной жизни. Помощи со стороны он уже не искал, потому что Аня внезапно перестала работать, а гадалка не открывала дверь. 

На других психологов и колдуний уже и не осталось денег.

«Спрашивается, отчего я такой слабый? — думал он. — Детишек, вон, даже приютили. Она бы не согласилась их взять, если бы была не уверена во мне. Разв слабый возьмет детдомовских? И вообще, я не слабый. Я просто теряюсь».

Он вспомнил, как аэропорту его жену облапал охранник с металлоискателем. «Еще сильнее бы тебя помацал.», — сказал Стас в зале ожидания. Он хотел показать, что ревнует, хотел продемонстрировать свое мужское начало. «А почему ты говоришь это мне, а не ему?», — спросила жена.

Засыпая, он в который раз содрогнулся от ее слов. 

——— 

После долгих уговоров Аня посадила Глеба на диван и дала ему маленький сверток.

— Я не знаю, что ты почувствуешь, но если что-то пойдет не так, то сразу отпускай.

Глеб достал достал камень и сжал его. Ничего не произошло.

— Расслабься, — посоветовала Аня.— Закрой глаза. 

Явь расслоилась. Глеб уставился в стену. Комната сомкнулась и разомкнулась незнакомым местом : в полной темноте он сидел у дубового стола. На столе догорала свеча. 

— В-возьми, — он увидел руку, протянутую с другой стороны стола. В руке что-то блестело. — Н-надень на г-голову.

Глеб взял кусок фольги, положил его на волосы и стал приминать.

— Это чтобы на н-нас не п-подействовало, — сказала гадалка. — Звезды влияют на нас. Тут ничего такого нет. Если ты так переживаешь, то давай посмотрим, что тебя ждет. Только поменяем звезды местами, чтобы лучше было видно… — женщина задула свечу и зажгла новую. 

На столе заблестел медный прибор — что-то наподобие детской игрушки, в которой надо перегонять фигуры по изогнутым железным тросам. Только вместо фигур на тросы были насажены обшарпанные шарики разного размера. Женщина стала перемещать их. В своем балахоне она походила на старинного арифметика с деревянными счетами. 

Свеча горела, но свет вокруг нее исчезал — пространство словно всасывалось в пламя. А потом пламя сжалось само в себя, увеличилось до невероятных размеров и потухло. 

Глеб висел в космосе, а напротив ослепительно горела огромная звезда. Ее поверхность была мятая, а из ям сочились бесчисленные энергетические вспышки, образовывая вокруг оранжевую газовую завесу. 

Глеб повернул голову и увидел другие звезды. И вдруг с механическим скрежетом они заметались в разные стороны, как пыль: светила и их каменные спутники, ледяные кометы, расколовшиеся астероиды и окольцованные планеты проносились мимо, ломая разум своими размерами. Стоял вселенский грохот, но Глеб был уверен, что оглох и слышит лишь отзвуки контузии. Мир завертелся, набирая обороты, перемешался, собрался в единое целое, а потом разобрался и исчез. 

Глеб сидел за рулем своей машины. На огромной скорости он несся по пустой дороге. Проезжая мимо знакомых мест, он понял — это дорога ведет домой.  За окнами мелькали многоэтажки, и в каждом доме Глеб успевал найти преступление. Он проникал в квартиру, видел нужное и возвращался обратно в машину.

Вот полуразрушенный пятиэтажный дом. Там, в 28 квартире, за пластмассовым столом сидят зеки и играют в карты. 

Худой мужчина кидает на стол туз червей.

— Кинул раньше моего, — отвечает другой, мускулистый зек. — Проебал. 

Худой мужчина встает и смотрит на соперника.

— Я бы поспорил с тобой, да только ты петушара.

— Ты кого петухом назвал? — мускулистый встает, но другие зеки хватают его и валят на пол.

Стол переворачивается. Бутылки разбиваются, хлебные крошки усыпают виниловый ламинат. Худой садится на колено, поднимает упавшую карту, ставит ее между средним и указательным пальцами, чуть надавливает, чтобы она свернулась полукругом, и подносит к нижнему веку обидчика.

— Ты че, с ума сошел!? УБЕРИ!

Худой надавливает на карту большим пальцем и выдавливает глаз. Мускулистый кричит и извивается. Худой наклоняется и говорит: 

— Я не проебал.

Вот небольшой торговый центр. В нем два охранника сидят в будке и спорят. Глеб попадает туда сквозь замкнутые двери и закрытые турникеты.

— Да ничего ты не понимаешь! — кричит один из охранников, бывший пограничник. — Я тебе говорю, они наглеют с каждым днем. У нас есть руда, а им она нужна позарез, хоть убейся. Это неизбежно! Так испокон веков было — у нас отбирали то, что заработали наши деды. — он указывает на бетонную стену. – Ты только посмотри, как их прожектора на нас зло светят…

— Ты перепил, что ли? — отвечает другой охранник. — Тебе эти пограничные войска уже мерещатся. 

— Да ты смотри, как светят! 

— Но наши тоже на них светят! — смеется напарник.

— Так наши-то по-доброму… — пограничник встает со стула, достает из кобуры пистолет и застреливается.

Вот психиатрическая больница №12. В ней медбрат без стука вбегает в кабинет заведующего и кричит:

— Алексей Владимирович, больные заперлись в седьмой палате!

Заведующий выбегает из кабинета. У двери в седьмую палату копошится весь медперсонал. Алексей Владимирович разгоняет толпу, дергает за ручку и строго говорит: 

— Немедленно открывайте! 

Пока снаружи пытаются выломать дверь, Глеб смотрит на голых, липких от крови пациентов. Поделившись то ли на сильных и слабых, то ли на окончательно сошедших с ума и сошедших с ума недостаточно, они всячески извращаются друг над другом: лысый мужчина форточкой ломает пальцы старику, низкий парень засовывает кого-то в чужую прикроватную тумбочку, инвалид без ноги откусывает язык уже мертвому подростку, а мужчина в круглых очках стоит у вырванной батареи и варит в кипятке собственные ноги.

Вот, в новостройке, в 36 квартире, детишки стоят в дивана и слушают своего папу.

— Она была ментальной шлюхой. Не воспринимала меня всерьез. Такое бывает, поверьте папе Стасу. Вырастите – поймете, – он смотрит на задушенную жену. – Жалко, да? Хорошо, что она вам по-настоящему близкой не была. А вот мне не повезло – до чего же быстро из нее выветрилась любовь… Она говорила, что я слабый, что во мне нет стержня. Я любил ее, а она этим питалась, – он тычет пальцем ей в грудь. — А любовь к любви другого — это в первую очередь любовь к самому себе, мои хорошие… А от этих психологов и колдуний я так ничего не добился. Еще и работать перестали — да, как назло, все вместе. Друг другу, видимо, помогали, туда-сюда меня мотали, вдвоем денег сшибали…

Глеб обрел плоть и почувствовал, как кто-то схватил его за руку. Он обернулся и увидел гадалку.

— О-отдавай к-камень, — тихо сказала она.

— Нет, — Глеб схватил ее руку, высвободился, порвав перчатку и бросился в коридор.

Гадалка с воем побежала за ним. В замке тряслись ключи. Глеб схватил их, выбежал из квартиры и запер дверь. Он посмотрел в сторону лифта, но лифта не оказалось. Сломанная дверь упала на пол. Гадалка неслась на Глеба сквозь бетонную пыль. Глеб подбежал к лестнице, собрался с духом и прыгнул в тонкую щель между перилами, придерживая фольгу на голове. Он летел вниз, маленький, как карандаш, и крутился, увеличивая скорость. Полет казался настолько долгим, что в какой-то момент Глеб понял: за это время его давно настигла гадалка, сделав тенью на своей стене.

Мгновение перенесло его в машину, подъезжавшую к дому. Глеб стал тормозить, скрипя шинами и оставляя на дороге длинные следы. На парковке он осмотрелся. Никого не было. 

Глеб вышел из машины. В подъезде ему показалось, что он находится в чужом доме. Садясь в лифт, он не был уверен, что знает нужный этаж. Нажав на первую попавшуюся кнопку и выйдя, он не знал, в какую квартиру идти. Тело стало слишком тяжелым, он попытался сделать шаг, но медленно упал. Кулак разжался и обсидиан покатился по кафелю. 

Последним, что Глеб услышал, был крик: «ОТДАЙ! Отдай…». Последним, что он увидел, была ладонь, тянувшаяся к камню. Ладонь с бесчисленным количеством складок. Ладонь с сеткой вместо линий.

Ладонь хироманта.

——— 

Он пришел в себя дома, на диване. Обессилено потрогал мокрую голову и не нашел на ней фольги. 

— Господи… — Аня тянула ложку к его рту. — Пей, у тебя обезвоживание…

Глеб проглотил соленую воду и попросил почесать нос.