Их антагонистическое поведение все больше усложняло мирную жизнь в тюрьме. Во время обеда охранники намеренно роняли мой поднос с едой на землю, чтобы мне пришлось собирать куски хлеба с грязного пола и есть его. Иногда они придумывали оправдания, чтобы отказать мне в праве на посещение. Я терпел разлуку с Ириной, слушая ее записи, десять или двадцать минут ее разговора, она отправляла мне эти кассеты. Я использовал дозволенный в тюрьме портативный кассетный проигрыватель, чтобы слушать спокойный голос Ирины и ее добрые слова. Это давало мне луч надежды в темной камере.

Не скорби, если помнишь меня

Над могилой моей я прошу не рыдать
И над прахом моим не тужить бесконечно.
Ведь никто из скорбящих не в силах прервать

Глубочаший мой сон под луной безупречной.

Мой сон блажен, неведения полон,
Что я укрытый снега покрывалом.
Когда земные тяжкие заботы

Охватят шар земной агонии пожаром.

Через несколько дней я буду охвачен несчастьем. В другие дни я бы сидел бесстрастно, без надежды и веры, зная, что в будущем у меня ничего не останется. Каждый день я считал дни и часы жизни, которые у меня остались. Ирине разрешалось навещать меня раз в две недели, но и это тоже прекратилось. Я написал длинное письмо Ирине и попросил охранника отправить его по почте. То, что я получил в ответ, шокировало меня до неузнаваемости. Ирина написала короткую записку, горько ругая меня за то, что я говорю о ней в таких унизительных выражениях. Я понятия не имел, о чём она говорила, пока охранник, который должен был доставить и отправить моё письмо, не прошёл мимо ворот камеры и не рассмеялся открыто над моими страданиями.