Опросы продолжались, но я не мог сказать им, что работал в советском подразделении черных оперативников, которое посылало меня шпионить за американцами. Предоставление им этой информации означало бы, что они попытаются проверить ее, связавшись с моим Полковником. Это само по себе поставило бы под угрозу все, над чем я так усердно работал. Полковник задался бы вопросом, что я делал в Восточной Германии. Он не санкционировал никаких миссий в Германской Демократической Республике и заподозрил бы меня в том, что я двойной агент. Если бы он пересмотрел все мои действия за последние три года, то обнаружил бы расхождения во всех миссиях, которые я выполнял для него. Он бы понял, что я крот. И он бы казнил меня.  

Я знал, что я был очень близок к тому, чтобы рассказать о Полковнике во всех секторах своего Лагеря, но новости об этом, могли бы уничтожить все, что я сделал. Это временно освободило бы меня от коммунистической тюрьмы, но ценой, которую я не хотел платить. Я сохранил историю, которую Ричард репетировал со мной перед полетом в Европу. Он упомянул, что в Восточном Берлине было большое скопление полицейских, и если меня поймают, я должен сохранить свою фальшивую личность и попытаться сбежать, потому что о спасении не могло быть и речи. Тюремщики отказались верить, что я гражданин Франции по имени Андре, хотя я безупречно говорил по-французски.

Если бы я знал, что Берлинская стена обрушится в течение нескольких месяцев, мой страх и опасения были бы гораздо слабее, но в то время я действительно верил, что не будет ни передышки, ни спасения. Несколько дней я был оставлен в темной камере без контактирования с людьми. Это было похоже на жизнь в гробнице.