Наша зимняя одежда была ужасно тонкой. Целый год мне не давали носков и приходилось прибегать к обертыванию старого нижнего белья вокруг ног, чтобы они не обмораживались. Тысячи вшей кусали меня под одеждой и царапали мою кожу, вызывая болезненные язвы.

Мои пальцы на ногах горели от тех ботинок, которые я взял с собой одиннадцатью месяцами ранее. Месяцами позже я заметил, что это было связано с размером моих ступней — я рос, и маленькие туфли больше не вмещали мои длинные ступни.

Небольшой размер я компенсировал тем, что не носил носки, так что в старые рваные туфли мне было легче влезть, но это не проходило бесследно: мои пальцы ног превращались в лед в течение нескольких минут после того, как я шел по снегу. Самым ценным моим имуществом в приюте было тонкое плесневелое одеяло, которое служило защитой от ледяного ветра, свистевшего по жилищу. Годами я страдал от поноса, голода и холода. Но я обязан был остаться в живых ради моей матери, которая умерла, пытаясь защитить меня. Я должен был жить, чтобы продолжать любить ее и беречь память о ней. Я должен был жить, чтобы ее смерть не была напрасной. И я пообещал построить детские дома и приюты для бездомных, а также открыть множество благотворительных организаций во имя матери. Я выжил.

Годы спустя, когда меня отправили в Соединенные Штаты, я столкнулся с загадочным дежа-вю, как только мои глаза пали на мою приемную мать, которая жила по соседству. Она готовила суп всякий раз, когда болели соседи. Она помогала всем, чем могла. Она спрашивала нас, нужна ли нам еда или лекарства. Она всегда приходила с маленьким мальчиком, не старше десяти лет — именно моего возраста, когда умерла моя собственная мать. Я чувствовал, как тянет мое сердце, как будто моя мать вернулась в этот мир и присматривала за мной. Должен признаться, я слегка завидовал маленькому ребенку, которого, как я позже обнаружил, усыновила русская женщина, но, тем не менее, любовь семьи повлияла на меня до такой степени, что я решил присматривать за семьей, как за своей собственной.