Я быстро нацарапал домашний адрес в Нью-Джерси и передал лист моим любимым русским друзьям.

Василий изучал бумагу: «Твоя мать живет там?»

По его смущенному внешнему виду я знал, о чем он думает.

Василий знал, что моя мать умерла, когда я был еще ребенком.

Я быстро объяснил: «Когда я приехал в США, я был один, и там была русская женщина, которая жила со своим мужем и несколькими приемными детьми; она жила рядом с моей квартирой. Я почувствовал ностальгию, когда увидел ее. Это напомнило мне о доме, как будто у меня вдруг появилась вторая мать, — я посмотрел на своего друга. — Она выглядела почти идентично моей матери, Вася. Я стал считать их своей семьей».

Перед тем, как я закончил свою речь, Василий и Игорь пообещали позаботиться о моей семье, а затем ушли. Я долго всхлипывал после того, как они вышли из кабинки для посетителей. Я чувствовал, как слезы намочили щетину на щеках, когда охранники проводили меня обратно в мою узкую камеру. Слезы не прекращались — я чувствовал во рту вкус соли. Визит знакомых лиц из России разжег эмоции, которые я давно спрятал в своем сердце. Теперь мне было страшно думать о том, что смерть так близка, а я так далеко от родных земель. Страшно было представить, что меня похоронят незнакомцы, за тысячи километров от дома, навсегда вдали от родных и близких.      

По мере того, как дни шли, моя дата казни приближалась. В отчаянии я стал обращаться к тем немногим коллегам, которым доверял. Никто из них не знал, что я был приговорен к смерти. Я написал множество писем оперативникам ЦРУ и АНБ, которые вместе со мной участвовали в миссиях, но так и не получил никакого ответа. Через несколько недель я понял, почему так вышло, охранники отказывались отправлять мои письма; ни один из предполагаемых получателей никогда не получал моих умоляющих сообщений. Однажды днем, во время проверки охранников, черный охранник совершал обход по камерам. Я сидел в камере и плакал, когда его тяжелые шаги остановились рядом с металлическими прутьями.