Мой мозг проигрывал эту сцену тысячу раз. И каждый раз боль была такой же, как и в первый раз. Я мог представить его стоящим там, с пистолетом, поворачивая оружие на себя. Бывший немецкий спецназовец не был обычным самоубийцей, но он пожертвовал собой, не задумываясь, чтобы не дать мне приблизиться к нему.

Мое сердце так ужасно болело каждый раз, когда я думал о том, как безрассудно должна была закончиться жизнь Виктора, что я поклялся охотиться до последнего за теми, кто был ответственен за похищение моего дорогого друга и обвязывание его бомбой и таймером обратного отсчета. Иногда я чувствовал себя неспособным отомстить; мое сердце было разбито на слишком много частей. Я хотел сбросить бронежилет и выйти на улицу, под полным видом всех камер наблюдения, чтобы те, кто разрушили жизнь моего единственного друга, могли убить меня. Я хотел, чтобы они зарезали меня, чтобы мне не пришлось чувствовать боль от потери такого друга, как Виктор, потому что он был кем-то гораздо больше, чем друг. Он был мне как брат.

Даже когда я жаждал смерти и желал, чтобы моя боль скоро закончилась, я колебался. Виктор умер, чтобы я мог жить и продолжать его работу. Он отдал свою жизнь, чтобы я мог победить и восстановить справедливость хотя бы в некоторых частях света. Я знал, что это то, что, скорее всего, происходило в его сознании, но, честно говоря, я больше не хотел нести ношу справедливости. Я не чувствовал энтузиазма по поводу принесения мира или справедливости в этот наполненный ненавистью мир. Это была сумасшедшая арена, где такого хорошего человека, как Виктор, обвязывают тротилом и доводят до самоубийства. Я хотел забыть о равенстве и мире. Моё сердце хотело убить всех, кто был в ответе за смерть моего друга.