Жизнь на заснеженных холмах была для меня угнетающе грустной. Это был не мой дом. Я чувствовал себя как незваный гость, поглощенный меланхолией и мраком. Безлунный вечер напомнил бы мне, как безнадежно было мое будущее. Здесь для меня ничего не было. Часто я плакал в отчаянии, и бледное ночное небо свидетельствовало о моей безысходной слабости.

Мы всегда были голодны. Я с детства был худым мальчиком, но в русском детском доме потеря веса тревожила даже меня самого. С каждой неделей я чувствовал, как моя рубашка все больше болтается на мне. Штаны соскальзывали и падали из-за сильного недоедания. Я думал, что голод — мой злейший враг в детском доме, пока не заболел хронической дизентерией. Мне приходилось пользоваться туалетом от двадцати до тридцати раз в день. Хотел бы я описать, какие муки я испытывал. Живот и кишечник перекручивались внутри моего тела, заставляя меня чувствовать себя так, как будто мне разрывали органы. Медицинской помощи не было, и лишь изредка мне предлагали активированный уголь для отдыха моего желудка.

Снова была зима, и моя диарея не ослабевала. Но жизнь стала в пять раз хуже. Мне пришлось покинуть слегка обогреваемое помещение, чтобы облегчить себе жизнь. Это означало пятиярдовую прогулку по самой сильной метели, одетым только в тончайшие лохмотья. Иногда я не мог контролировать свой кишечный тракт, и мой кишечник сдавался, проливая водянистые экскременты вниз по ногам, испачкав мое нижнее белье. Эти случаи были куда более смертельными, чем простое смущение. Было минус пятьдесят, и даже пятиминутная прогулка по этому холоду промораживала мою испачканную одежду и заставляла меня снова подхватывать пневмонию. Ночью я лежал на свободных досках, которые составляли мою постель и дрожал от холода, усталости и голода. Утром мои пальцы рук и ног почти обледенели.