Воспоминания из моего детства были не совсем нетронутыми. Я жил в мрачном доме, где малейшая ошибка могла дорого стоить. Я помню сцену с моего восьмого дня рождения. Я вернулся домой позже, чем обычно. Мы с Чарльзом катались с ним на велосипеде по очереди, когда, наконец, заметили, что стемнело, и поспешили домой, чтобы избежать сурового наказания, которое, как я знал, меня ожидало. Я попытался спокойно войти через переднюю дверь, но она была заперта. Попасть внутрь было бы невозможно – мой строгий отец мог бы быть дома, и я не хотел сдаваться так легко, поэтому я попробовал открыть заднюю дверь. Но замиранием сердца я свернулся за террасой и заснул. Моя мать, должно быть, заметила мое отсутствие, и она открыла заднюю дверь, обнаружив, что я сплю на холодном бетоне. Я был безмерно благодарен, что она нашла меня, но моя радость была недолгой. Угрожающий рев моего пьяного отца приближался к кухне.

Я застыл в ужасе. Я знал, что со мной случится. Я умолял маму — она пыталась вмешаться и умоляла его успокоиться, но сильным ударом руки он бросил ее через кухню и схватил за воротник моей рубашки. Меня затащил в гостиную. Замерзший от страха и беспомощности, я свернулся для залпа проклятий и избиений, но мой отец не думал, что будет достаточно стукнуть меня кулаком. Он взял свой ремень, дважды сложил его и начал бить меня им. Раз, два, три… десять… двадцать. Я перестал считать, так как удары продолжали резать мне спину, разрывая рубашку во многих местах. На следующее утро я почувствовал, как моя кожа шелушится. На спине были выпуклости, которые мучительно горели. Я хотел остаться дома и плакать до тех пор, пока гнев и печаль не утихнут, но это был не вариант. Если бы мой отец узнал, что я прогулял школу, он нашел бы еще одно оправдание, чтобы побить меня, поэтому я надел две рубашки, чтобы спрятать шрамы на руках и спине, и послушно отправился в школу.