Я столько рыдал, что меня начало тошнить, через несколько часов рыданий, я решил совершить самоубийство. Я всех ненавидел, ненавидел себя, потому что я был причиной всех разрушений. Я знал, что суицид — это неправильно, но мне было наплевать, даже если Бог ненавидит меня. Я не мог терпеть это ни минуты больше. Не было в мире никого более проклятого, чем я. Если Ричард так сильно хочет меня убить, сделаю ему одолжение и сам покончу с этим. Облегчу ему жизнь. 

Я вытащил пистолет и собирался застрелиться, когда вспомнил некоторую информацию по банковским счетам. Благотворительные счета, с которых я каждый год отсылал деньги в российские приюты, где я рос. Я не хотел, чтобы эти дети голодали, поэтому позвонил своему дорогому другу, Дастину, и попросил его рассказать все известное об этих счетах. Я попросил его, чтобы он следил за переводами денег в российские приюты каждый месяц. Дастин спросил меня, зачем я даю ему всю эту информацию, и я сказал, что это на случай, если я умру — я хочу, чтобы благотворительность продолжалась и без меня.

Я не знаю, как Дастин понял, что я планирую самоубийство, но спустя минуты, после того, как я повесил трубку, мне позвонил старый друг, служащий воздушным силам Соединенных Штатов. Его звали Оуэн Чемберлейн. Мы с ним работали в Боснии, смогли остановить несколько взрывов ядерных бомб. Когда я ответил, он говорил резко, сказал, что не стоит совершать самоубийство.