Я удивлялся, почему мертвые не могут говорить. Это было ужасно несправедливо. Но тогда, возможно, они знали о смерти то, что живые не имеют шанса узнать. Но мое сердце все же чувствовало — что он слышит мой голос.

Мой павший товарищ, я скучаю по тебе, дорогой!

Вставай, мой друг! Услышь мой зов,

Проснись, рассвет прекрасен!

Мы миновали стан врагов

Уж солнце не погаснет.

О, Друг! Победа лишь твоя

Трофей твой — боли стоны

Твое пристанище земля,

Теперь ты в мертвой зоне.

Чтоб храм богатства процветал,
Жизнь, данную как чудо,
Как и другие, ты продал,
И мир тебя забудет.

Но Бог тебя освободит
И к миссии направит
Чтоб ты прошел к своей двери 

И смог бы все исправить

И греясь в солнечных лучах
Забыв о тщетном беге,
Чтоб не расстаться никогда,
Мы встретимся навеки!

Хоть я и предпочитал кошек в качестве питомцев, я чувствовал себя все более и более привязанным к Шатци. Как будто со мной еще осталась часть Виктора. Я представлял, что мой друг еще со мной. После смерти Виктора я сполна взял на себя ответственность за собаку. Я гулял с ней и кормил ее в одно и то же время дня, чтобы ее график внезапно не менялся, но, несмотря на мои усилия, она, казалось, страдала от тревоги и разлуки.

Я не знал, как помочь ей, как вернуть ощущение, что он с нами. Это было невозможно. Я искал утешения в компании Шатци. Немецкая волчья собака Сарлоса, казалось, понимала, что ее лучшего друга больше нет с нами. Она стала больше времени проводить со мной, сидя у моего стула, пока я работал за компьютером. Виктора не было уже чуть больше недели, и собака стала внимательно следить за мной, даже если я направлялся за покупкой еды.