За три месяца, что я сидел в камере смертников, произошло несколько казней. Меня осенило, что афроамериканские заключенные составляют подавляющее большинство в этой тюрьме. Интересно отметить, что после вынесения смертного приговора их быстро приводили в исполнение. Несправедливость была мучительной. Я подружился с несколькими моими афроамериканскими сокамерниками и нашел их удивительно терпимыми. Они считали меня братом — им равным. И также радовало то, что меня не дискриминировали за принадлежность к великому русскому народу.

Но я не могу сказать то же самое о страже. Тайна открылась, что я русский, и охранники неумолимо унижали меня, часто обращаясь со мной как с коммунистической свиньей. Но эта боль была ничем по сравнению с тем, что я испытывал там.

Я был обречён наблюдать, как умирают мои соседи по камере, один за другим. Боль, которую я чувствовал в сердце каждый раз, когда заключенного затаскивали на смерть, настолько затягивала мой разум, что я мгновенно переставал вспоминать о том, что я тоже должен был умереть в течение месяца. Для меня мир был пуст.

Только смерть была настоящей. Жизнь казалась такой лживой и временной. Реальность безнадежности и ужаса атаковала со всех сторон.

Охранники были холодны и властны, но я не злился на них. Я знал, что только жестокая необходимость сделала их такими, какие они есть. Они охраняли осужденных — людей, которые якобы совершили непростительные преступления.