Когда меня впервые спасли из тюрьмы, Полковник, представившийся бывшим начальником советской военной разведки, выступил со своей краткой речью, в которой заявил, что он является эмиссаром различных разведывательных групп внутри Советского Союза. Я не нашел причин не верить ему. Я искренне желал, чтобы каждое его слово было правдой. Мои предыдущие годы в сибирском приюте не оставили мне приятных воспоминаний. Годами я, вместе с несколькими десятками сирот, томился в похожих на тюрьму жилищах, где ледяной ветер и сон просачивались сквозь большие трещины на стенах, и мыши шныряли по нашим тонким телам. Меня постоянно атаковали вши, чесотка и обморожения, и единственной защитой от горьких зимних холодов было изношенное одеяло, которое было кишело жуками и вшами.

В то время я был разочарован тем, что попал в такую убогую ловушку, но, когда я переехал в США, я высоко оценил все благословения и доброту, которыми меня наградил российский детский дом, потому что в Америке я видел, как ужасно обращаются с детьми в государственных приемных семьях. Детские дома там были заполнены страданиями, издевательствами и избиениями. Из того, что я узнал от своих друзей из колледжа и старшей школы, маленькие дети и подростки систематически подвергались жестокому обращению в детских домах, и даже когда некоторые американские семьи усыновляли сирот, они часто попадали в худшие ситуации. Приемные семьи иногда крайне жестоко обращались с детьми, одна девочка из американского колледжа, с которой я как-то разговаривал, сказала мне, что в девять лет гей-пара усыновила ее, чтобы она работала у них в качестве рабыни. Они заставляли ребенка работать весь день и выполнять все домашние обязанности, а по вечерам приемные родители держали ее в кандалах и жестоко обращались с ней физически и сексуально, и она редко получала еду. В течение нескольких недель девочка голодала и была вынуждена есть газеты, чтобы утолить голод.