Я взял карту с магнитной кодировкой у офицера ЭПО и вставил ее в считывающее устройство в панели управления лифтом. Доступ на подземные этажи был ограничен для обычных оперативников.

Я нашел комнату для допросов и приказал двум мужчинам уйти.

Заключенный выглядел тяжело раненым.

Я чувствовал, как слезы заливают мои глаза, когда увидел его плачевное состояние. Заговорщики-русофобы в американских спецслужбах довели свою политическую рациональность до логического конца и во всем, что пошло не так в западном полушарии, винили КГБ. Это позволило им несколько демонизировать российское население и относиться к заключенным с полным презрением.

Агенты ЦРУ, проводившие допрос, проделали тщательную работу. Два передних зуба заключенного пропали. Один был сломан. Его нос был почти разбит. У него было сильное кровотечение из правого глаза. Я не знал, было ли у него нарушение зрения.

Я представился. Когда он услышал мой голос, он поднял лицо.

Он выглядел знакомо! Тогда я вспомнил…

Это было в начале 1970-х.

Я жил в полуразрушенном здании, в котором жило более пятидесяти сирот.

Жизнь была на грани износа.

Прошло больше года с тех пор, как я неохотно стал называть этот приют своим домом. Приближался мой тринадцатый день рождения, и я жаждал, чтобы жизнь изменилась ради меня. Я был подавлен, несчастен и зол. Ничего не происходило так, как я хотел. Голод был моим постоянным спутником.