ДЭВЭКЕРТ

ГЛАВА 1

Ярко-желтый катер, плывший против течения лесной реки, плавно сбавил скорость и причалил к короткому деревянному пирсу. Черноглазый брюнет лет сорока в охотничьем костюме заглушил мотор и бросил якорь в воду. Затем он с рюкзаком за плечами сошел на пирс и отправился по тропинке каменистым берегом к избе, черневшей среди редких вековых елей.
 Подойдя к крытому тесом крылечку, брюнет быстро посмотрел по сторонам и исчез в избе.
 Там в просторной опрятной комнате старик и старуха сидели на лавке и чинили развешенную на бревенчатой стене рыбацкую сеть. В простенке между окон скакал в клетке щегол. В прозрачном воздухе чувствовался запах хвои.
– Кто такой? – выпустив из рук челнок и шаблон, спросил старик и повернул к гостю круглое лицо с мелкими чертами.
Старуха приступила к вязанию нового ряда ячеек.
 – Здравствуйте. Я – Лаврентий Передонцев, – представился брюнет.
– Что надо? – нахмурившись, грубовато спросил старик, встал на ноги и, крадучись, приблизился к гостю
– Я – дэвэкерт. Я путешествую по России и ищу смысл жизни, – объяснил Лаврентий.
– Дэвэкерт-керт-керт, – проворчал старик, а старуха издала смех похожий на призывное кваканье самца лягушки в пору спаривания.
– Кто-то ищет нефть и газ. Кто-то ищет алмазы и золото. А я ищу смысл жизни человека, – парировал Лаврентий и пригладил ладонью свои черные волнистые волосы на висках.
– Ты руками работать не хочешь, вот и маешься дурью, – осудил старик, а старуха опять прыснула квакающим смехом, стягивая челноком в ячейку дыру в рыболовной сети.
– Каждому свое, – спокойно произнес Лаврентий. Он сбился со счета, сколько раз слышал подобное мнение о поиске смысла жизни.
Старушка прервала починку сети, быстро подошла к рукомойнику, ополоснула руки над ведром и пригласила за пустой стол:
– Присаживайся, гостюшка… Ты уж извини моего мужа за речи неучтивые. Мы давно людей не видели. Мы тебе очень рады.
– Присаживайся, присаживайся! – поторопил старик и мелким шагом заходил вокруг старухи, а она поставила левый локоть на ладонь правой руки, подперла кулачком острый подбородок и довольно быстро закружилась на месте. Длинный темный подол ее юбки обтер пыль с одного кирзового сапога старика.
– Ты уж извини, гостюшка, угостить тебя не чем, – сказала старуха, плюхнулась на лавку и легла щекой на стол. – Фу, умаялась.
– У меня еда с собой. Хотите, я вас угощу, – предложил Лаврентий и из рюкзака выставил на стол две банки говяжьей тушенки. Затем из внешнего кармана рюкзака вынул складной нож, три ложки и спросил:
– Хлеб у вас найдется?
– Хлеба нет, найдется кое-что другое, – старик из огромного сундука прибавил к банкам тушенки бутылку с мутноватой сизой жидкостью.
– Я не пью спиртное, – произнес с нотками досады Лаврентий и напротив старухи занял место за столом.
– Я тебе не дам, – предупредил старик, присел бок о бок с женой и вытащил из горлышка бутылки деревянную пробку.
– Погодите, пожалуйста, – почувствовав запах сушеных грибов, попросил Лаврентий. – Пока вы трезвые, расскажите, пожалуйста, про свою жизнь, и какой в ней смысл?
– Через четыре месяца, в декабре, у нас будет золотая свадьба, – подняв голову от столешницы и выпрямив спину, сообщила старуха, глядя любящим взглядом на мужа, который поглаживал бутылку ладонью. – Здесь была деревня в три десятка изб. Но в прошлом году все избы, кроме нашей, река смыла весной, и люди спустились по реке в город и живут теперь там.
– А мы остались; мы здесь родились, поженились, здесь и умрем, – поведал старик.
Лаврентий заметил, что морщинистые лица хозяев избы даже чуточку помолодели, а синеватые глаза их как-то странно заблестели. И он вспомнил своих родителей, вспомнил, что у них через три дня будет золотая свадьба и тихо простонал от жгучей тоски. Как стремительно и жестко настоящее превращается в прошлое! Двенадцать лет он не видел своих родителей! Все это время он одержимо искал смысл жизни!
– Хорошо, что ты здесь, – сказала старуха и приобняла старика за плечи. – Ты похоронишь нас в одной могилке. Она уже давно готова на задах, у кривой сосенки.
– Вы что умирать собрались? – Лаврентий отодвинул от себя открытую консервную банку и перочинный нож с плоским кусочком жира на лезвии.
– Да, – ответил старик.
Старуха кивнула несколько раз.
– Но вы только что сеть чинили, – напомнил Лаврентий, не понимая шутят с ним или говорят серьезно. – Я думал, что вы рыбу собираетесь ловить и даже хотел помочь вам.
– Мы давно чиним и рвем сеть. Чиним и рвем. Чиним и опять рвем, – сказала старуха и положила острый подбородок на плечо мужа.
– Зачем?! – изумился Лаврентий.
– Так легче было ждать тебя, – пояснил старик, запрокинул голову и поднес горлышко бутылки к открытым губам. Размеренно булькая, сизая жидкость полилась в беззубый рот, а острый кадык задвигался вверх-вниз. В комнате еще сильней запахло сушеными грибами.
Лаврентий пристально понаблюдал за исчезновением сизой жидкости из бутылки.
Тут старуха вскочила на ноги, завладела бутылкой, а старик с блаженным стоном свалился с лавки под стол, громко сказал:
– Ах, вот в чем смысл жизни! – и умер.
– Не забудь, положи нас в одну могилку! – крикнула старуха, выпила остатки сизой жидкости, вышла из-за стола, стукнула бутылкой по клетке со щеглом, рухнула на пол и отчетливо произнесла: – Теперь я знаю, в чем смысл жизни. Он в …, – и замолчала навечно-вечное.
– Я не буду вас хоронить!.. Я ненавижу смерть! – Лаврентий прихватил рюкзак и выбежал из избы.
Оказавшись на пирсе, он прыгнул в катер, поднял якорь, запустил мотор и направился вниз по течению к городу, в котором был речной порт и железнодорожный вокзал.

ГЛАВА 2

На открытой палубе плавучего ресторана нетрезвые молодые мужчины и женщины танцевали при свете фонарей на набережной и звезд без лунной ночи. Внезапно блондинка лет двадцати в короткой юбке поскользнулась, шлепнулась на пол, рассмеялась и попросила о помощи взмахами рук. Еще она широко раскинула загорелые изящные ноги.
К блондинке подскочили двое бритоголовых молодых мужчин в расстегнутых на груди белых рубашках. Один руками потянул ее левую руку, а другой сильно дернул ее правую руку. Блондинка закричала от боли и рывком освободила руки.
– Это моя женщина! – разъярился плотный бритоголовый. – Она пила мое шампанское! Она пойдет со мной! Я хочу ее!
– Она пойдет со мной! – гневно возразил худой бритоголовый. – Я уже ей заплатил. Она – моя!
Соперники были пьяны и неуверенно стояли на ногах, сплевывая на палубу и расстегивая рубашки.
Блондинка, покачиваясь и прихрамывая, отошла в сторону. И вовремя! Бритоголовые мужчины набросились друг на друга, размахивая кулаками. Но четыре охранника плавучего ресторана, наблюдавшие за порядком на открытой палубе, моментально разняли драчунов и вывели по трапу на набережную.
– Ты мне ответишь! – выкрикнул худой бритоголовый. Как только охранники отпустили его руки, выхватил финку из ножен, пристегнутых к голени, прыгнул и вонзил лезвие по рукоятку в грудь своего недруга.
Тот вскрикнул от боли и медленно опустился на колени. Нападавший выдернул финку из его груди, бросил ее в реку и убежал по набережной в темноту. Охранники растерялись от внезапной скоротечной расправы.
– Что здесь происходит?! – недовольно и громко спросил Лаврентий и приподнялся с лежака на дне ярко-желтого катера. Крик раненого парня помешал ему слушать танцевальную музыку и представлять радость своих родителей, когда он приедет и поздравит их с золотой свадьбой.
– Ты кто?! – рявкнул охранник с квадратным лицом и отстегнул от пояса телескопическую дубинку.
– Я – дэвэкерт. Я пригнал Василию Абрамовичу катер, который брал у него утром, – спокойно ответил Лаврентий.
Услышав имя и отчество хозяина плавучего ресторана, охранник отшагнул в сторону, прикрепил дубинку к поясу. Он предположил, что дэвэкертом зовут на иностранный манер телохранителя какого-то очень авторитетного человека, с которым нельзя ссориться.
– Что с ним? Почему у него кровь? – Лаврентий стремительно подошел к белевшему рубашкой неподвижному молодому мужчине, вокруг которого бродили трое охранников.
– Какой-то придурок тыркнул ножом и удрал.
Ритмичная музыка на палубе плавучего ресторана сменилась на блюз;  люди скрылись под навесом и уселись за столиками с едой и выпивкой.
– «Скорую» вызовите, – распорядился Лаврентий и заглянул в полные ужаса глаза раненого парня.
– Я знаю, знаю теперь смысл жизни, – прошептал тот, хрюкнул и перестал дышать.
– В чём смысл?! В чём он?! – не удержался от вопроса Лаврентий, хотя понимал, что спрашивает труп.
– Дэвэкерт, проваливай! Мы без тебя тута разберемся! – раздраженным голосом потребовал стоявший в стороне охранник и вновь отстегнул от пояса телескопическую дубинку. Поведение человека в охотничьем костюме показалось ему странным, неестественным.
– Передай Василию Абрамовичу, – Лаврентий шагнул от трупа, вложил в ладонь сердитого охранника ключи от катера, забрал с сидения катера рюкзак и пошел к железнодорожному вокзалу.
Он решил навестить своего работодателя – Льва Сергеевича Чартусина – взять недельный отпуск и отправиться на золотую свадьбу своих родителей.
Набережная закончилась. Лаврентий Передонцев пересек скверик с чахлыми деревцами и оказался на двухвековой улице, обставленной купеческими домами конца девятнадцатого века.
– Деньги давай! Все деньги давай! – бритоголовый парень в расстегнутой белой рубашке выскочил из подворотни трехэтажного домика, вытаращился, оскалился и схватил испачканной кровью рукой Передонцева за куртку на груди. В другой руке грабитель держал увесистый булыжник. От света рекламной вывески злобное лицо его казалось синеватым.
– У меня нет денег, – спокойно отозвался Лаврентий. – Я – дэвэкерт. Я ищу смысл жизни. Быть может, ты знаешь, какой он?
– Что?! – не понял грабитель и замахнулся булыжником.
– Какой смысл жизни?
– Не знаю и знать не хочу! – грабитель, свободной от булыжника рукой небрежно обыскал пустые карманы брюк и куртки Лаврентия, сдернул с его плеч рюкзак и скрылся в темной подворотне.
Не жалея рюкзак, в котором кроме консервов и спичек лежал мобильник, Лаврентий Передонцев свернул за угол дома и через людную площадь попал в здание железнодорожного вокзала.

ГЛАВА 3

По ярко освещенному фонарями перрону Лаврентий Передонцев быстро подошел к открытой двери головного вагона пассажирского поезда и попросил миловидную проводницу неопределенного возраста, которая проверяла билеты у молодой супружеской пары:
– Позовите, пожалуйста, начальника поезда.
– Зачем? – впустив молодых супругов в вагон, спросила проводница и прикрыла ладонью бэйдж на груди.
– Позовите, пожалуйста, начальника поезда, – повторил Лаврентий.
– Вот я… Что надо? – выйдя из тамбура на перрон, зычно спросил тщедушный мужчина в форменной фуражке на большой голове.
– Я – дэвэкерт. Мне нужно место, мне надо ехать, – ответил Лаврентий.
– Это и я могу назваться дэвэкертом. Предъявите доказательство своих слов, – приподняв широкую бровь, потребовал начальник поезда.
Лаврентий Передонцев задрал выше локтя правый рукав куртки, а потом и рукав рубашки.
Начальник поезда увидел на его предплечье выжженное клеймо – квадратура круга и цифру 18, пригласил:
– Следуйте за мной, – и через тамбур провел Передонцева по коридору вагона до опломбированного купе.
Он впервые в своей сорока пятилетней жизни встретил дэвэкерта, хотя слышал от коллег, что и в их поездах дальнего следования есть для дэвэкертов пустое купе.
– Позвоните, пожалуйста, по этому номеру и скажите, что дэвэкерт восемнадцать едет к Льву Сергеевичу, – Лаврентий достал из потайного кармана куртки визитку, закатанную в пластик, и отдал начальнику поезда. Затем улегся на нижней полке, головой к зашторенному окну.
– Позвоню, – начальник поезда вышел в коридор, закрыл за собой дверь и, шагая к служебному купе, выполнил только что данное обещание.
В это время поезд покатился от вокзала, а Лаврентий Передонцев остро осознал, что только за миг до смерти человек точно познает истинный смысл жизни, только за миг до смерти и больше ни в каких ситуациях. От этого открытия он почувствовал себя счастливым, скрестил руки на груди и заснул на спине.
Проснувшись поздним утром, Лаврентий Передонцев решил похоронить себя заживо, познать за миг до смерти истинный смысл жизни и сразу выбраться наружу, – а осуществить этот замысел ему помогут отец и мать.
В дверь купе открылась.
– Полиция! Без глупостей! Ты задержан! – объявил басовитым голосом молодой розовощекий сержант полиции.
– Я – дэвэкерт, – сказал Лаврентий, встал с полки, чувствуя легкий голод, несвежесть неумытого лица и запах пота от своей одежды.
– Да, хоть царь морской! – выдал полицейский. – Мне приказано тебя задержать, и точка!
– За что? – равнодушно поинтересовался Лаврентий. Двенадцать лет разъезжая по стране, он ни разу не задерживался полицией.
– Не знаю. Мне начальник приказал – я выполняю.
– В туалет-то мне сходить можно? – Лаврентий поднял руки над головой и потянулся с хрустом между лопаток. – Ух!
Полицейский ловко сцепил его руки наручниками и объявил с усмешкой:
– Только в таком виде!
– Сержант, если, конечно, не секрет: какой у тебя смысл в жизни? – поинтересовался Лаврентий, двигаясь за полицейским в конец коридора.
– Стать офицером, получить квартиру и богатую жену в придачу, – признался полицейский, открыл служебный туалет. – Заходи, – и простоял в дверном проеме, пока Передонцев справлял малую нужду и умывался.

ГЛАВА 4

Пассажирский поезд остановился на полустанке. Дверь головного вагона открылась, и розовощекий сержант полиции вывел на безлюдную платформу Лаврентия Передонцева. Руки его сковывали наручники. Черные глаза щурились от полуденного солнца, когда его не закрывали мелкие редкие облака.
Словно испугавшись, что два пассажира возвратятся в вагон, поезд резко стартовал и стремительно покатился в низину, к холмистому горизонту.
Полицейский вместе с Передонцевым спустился с платформы по металлической лестнице и скрылся в кирпичном здании похожем на барак. Там полицейский от пожилого мужчины в белых шортах, пестрой рубашке получил конверт с деньгами и уселся на скамейку рядом с не работавшим буфетом, ожидая поезд в обратном направлении
– Ну, поехали, Лев Сергеевич ждет тебя, – сказал обладатель пестрой рубашки, взял Передонцева за локоть, вывел из здания и усадил на переднее пассажирское сидение серебристого внедорожника.
– Эй, сними с меня наручники. Я не убегу. Я сам хочу поговорить с Львом Сергеевичем, – произнес Лаврентий, как только автомобиль покатился по шоссе к видневшимся вдали мачтам ЛЭП.
– Не могу. Мое дело крутить баранку, а не снимать и надевать наручники, – отозвался водитель, глядя вперед.
– Ах, как противно оказывается в сорок лет жить по чужой воле! – воскликнул в сердцах Лаврентий и ударил кулаками по торпеде, словно она была виновата в его пленении.
Водитель увидел табун арабских скакунов на лугу слева от шоссе и коротко посигналил.
В ответ пастух в сомбреро помахал вскинутой рукой, а конь под ним заржал и сделал свечу.
– Вот Мажидов, кандидат технических наук, а пасет лошадей. Лев Сергеевич платит ему, как министру, – сообщил водитель и погнал внедорожник к холму, на террасах которого росли сады из разных фруктовых деревьев, а на вершине, на ровной площадке размером с три футбольных поля, возвышался желтый дом с белыми колоннами и всякие постройки – барская усадьба начала двадцатого века.
– В жизни есть что-то важнее деньг, – озвучил ворчливо Лаврентий мысль из сна, который прошедшей ночью видел в купе.
– Не умничай, – запретил водитель, забыв, что когда-то думал так же, и резко повернул руль.
Внедорожник промчался по серпантину на вершину холма и остановился перед распахнутыми воротами кирпичного гаража.
– Получи! Лаврентий Передонцев – собственной персоной! – крикнул водитель молодому охраннику, который наблюдал, как слесарь в глубине гаража меняет колесо у черного гелендвагена.
Охранник подбежал к внедорожнику и открыл переднюю пассажирскую дверцу. Лаврентий спрыгнул на утрамбованную щебенку, вытянул перед собой руки и твердо потребовал:
– Сними.
– Приказа не было, – отказал охранник и добавил: – Лев Сергеевич ждет тебя в розарии. Знаешь, где розарий или проводить?
– Знаю: там, где розы растут, – ответил с сарказмом Лаврентий, завернул за угол гаража и неторопливо прошагал по каменной дорожке к саду за особняком с колоннами. Он уже бывал в этом поместье, как и в десятке других поместий Льва Сергеевича в разных местах России.

ГЛАВА 5

Над розарием кружила в синеве стая черных стрижей, готовясь к перелету на юг. Из приоткрытого на втором этаже окна особняка доносилась небрежно исполняемая на фортепьяно третья часть сонаты №2 Шопена.
– Передонцев, – строго сказал Лев Сергеевич – седогривый высокий  старик в майке и в спортивных брюках, – почему ты нарушил подписанный со мной договор и без моего разрешения прервал поиск смысла жизни? – и театрально понюхал белую розу.
– Лев Сергеевич, не надо было меня хватать полицейским. Я и так ехал к вам, я хотел… – произнес Лаврентий виноватым тоном.
– Теперь, Передонцев, ты знаешь и другим расскажешь, что я не терплю самодурства других, что от меня невозможно скрыться, – перебил Лев Сергеевич, умиляясь разноцветию и запаху роз. – Да, и приятно проверить силу своего влияния в стране.
– Лев Сергеевич, я ехал к вам. У меня к вам просьба, – Лаврентий встал навытяжку. – У моих родителей через два дня золотая свадьба. Я хочу повидать их и поздравить с юбилеем.
– Передонцев, золотая свадьба твоих родителей – не повод прерывать многолетние поиски смысла жизни: поиски, которые я финансирую, – непререкаемым тоном сказал Лев Сергеевич, запрокинул голову, посмотрел, как рассеялась, а затем уплотнилась стая черных стрижей. – Поздравь, Передонцев, родителей своих по телефону и возвращайся к поискам смысла жизни.
– Лев Сергеевич, там, где живут мои родители, нет мобильной связи. Лев Сергеевич, разрешите мне поехать и поздравить родителей с золотой свадьбой, – торопливо сказал Лаврентий с мольбой в черных глазах.
– Нет, нет и еще раз: нет, – запретил Лев Сергеевич и пошел по каменной дорожке к особняку. Он гордился, что он – один из самых богатых людей России – вкладывает деньги не только в добычу и переработку нефти, но и в поиски смысла жизни.
Это случилось двенадцать лет назад. Тогда черный гелендваген Льва Сергеевича Чарустина взорвали в столице, на перекрестке улиц. Водитель и охранник лишились ног и скончались на месте. А вот Чарустин не получил ни царапины, но лишился рассудка на пару часов, после которых нанял десяток мужчин (среди них оказался и Лаврентий Передонцев) для поиска смысла жизни.
– Я увольняюсь! – заявил Лаврентий. – Дайте мне расчет!
Лев Сергеевич поморщился и пощелкал пальцами над головой. И сразу из искусственного грота появились два широкоплечих охранника в светлых костюмах.
– Проводите этого молодца в конюшню. Посадите в свободное стойло и охраняйте, – распорядился Лев Сергеевич и продолжил путь к особняку.
– Пошли, – один охранник рукой указал на каменистую дорожку к подножью холма, а другой выхватил из поясной кобуры пистолет.
Лаврентий Передонцев печально улыбнулся розам и неторопливо спустился впереди охранников к длинной конюшне с кирпичными стенами и с двухскатной крышей.

ГЛАВА 6

Лев Сергеевич вошел в особняк с заднего крыльца, поднялся на лифте на второй этаж и вступил на дубовый паркет темного оттенка.
– Я устала играть на рояле! Я хочу покататься на Жорже! – выбежав из музыкальной гостиной, прокричала капризно худенькая девочка лет семи-восьми и топнула ножкой. – Дедушка, я хочу покататься на Жорже!
 – Хорошо, моя прелесть, – Лев Сергеевич схватил и поднял внучку к потолку. Он обожал ее. Он недавно похоронил любимую жену, а внучка ангельским личиком очень походила на бабушку в детстве, что доказывали фотографии семейного архива.
 Девочка засмеялась задорно и задрыгала ножками в белых гольфах. Красные туфельки ее упали на пол.
 Из музыкальной гостиной вышла преподаватель музыки – элегантная женщина лет тридцати в строгом брючном костюме изумрудного цвета.
 – Ребекка, позвоните на конюшню, пусть приведут для Маруси пони, – поставив внучку на пол, распорядился Лев Сергеевич и направился по длинному коридору в свой кабинет, умиляясь радостному визгу внучки.
В кабинете с мебелью, сделанной на заказ, он взял с письменного стола смартфон в платиновом корпусе, набрал номе, посмотрел на видневшуюся в окне гору со снегом на острой вершине и позвонил начальнику своей службы безопасности.
– Здравствуйте, Лев Сергеевич, – после гудка подхалимски сказал мужской голос.
– Прекратите поиск Передонцева, – распорядился Лев Сергеевич, тут же позвонил начальнику своей службы информации и поинтересовался: – Кто-нибудь из дэвэркертов нашел истинный смысл жизни?
– Лев Сергеевич, – ответил приятный баритон, – в своих отчетах дэвэкерты опять указывают, что смысл жизни: карьерный рост, любовь, власть над людьми, успех в творчестве и в спорте, крепкое здоровье, дети…
– Спасибо, – Лев Сергеевич прервал связь. – Все одно и то же. Все одно и то же, – вернул смартфон на письменный стол и с задумчивым лицом закружил по кабинету.
В двадцать лет он полагал, что смысл жизни – быстро и солидно разбогатеть, и к тридцати годам уже был в сотне самых богатых людей России. После тридцати лет он решил, что смысл жизни в семье, и женился на дочери южно-американского наркобарона, учившейся в МГУ. После рождения дочки он искал смысл жизни в охоте, в рыбалке, в религии, в коллекционировании картин и книг. Но истинный смысл жизни все не давался, все ускользал от него. И тогда он нанял людей и назвал их дэвэркертами. За это знакомые олигархи посчитали его чудаком, но он верил, что они рано или поздно начнут искать смысл жизни, а смысл жизни уже будет у него, и им придется раскошелиться, чтобы узнать его! Вот тогда он всласть похохочет над ними!
Лев Сергеевич подошел к окну и пристально посмотрел на заснеженную вершину. На днях он решил, что смысл жизни в размножении, и в одной комнате восточного крыла особняка поселилась восемнадцатилетняя красавица, а в другой комнате старый китаец, умеющий иглоукалыванием и травами возвращать мужчинам сексуальную силу. Да, Лев Сергеевич решил стать отцом детей от сотни самых красивых женщин России. Каждой будущей матери его ребенка, он был готов открыть валютный счет в банке, купить квартиру в ее родном городе, а также выделить дольку из своего громаднейшего состояния. Пусть потомки – частички его плоти и сознания – будут еще долго бегать по Земле!
Лев Сергеевич отшагнул от окна, взял смартфон со стола и поспешил в комнату к старому китайцу.
В другой комнате в восточном крыле особняка на широченной кровати скучала обнаженная красавица.

ГЛАВА 7

Лаврентий Передонцев прошелся по стойлу, от окна к двери и обратно, поглядывая на доски потолка и пола, на пустую кормушку, на поилку, на соль в керамической подставке; а по доскам стен даже постучал пальцами скованных наручниками рук. В соседнем стойле взбрыкнул и коротко проржал пегий шетлендский  пони.
«Чисто. Светло. Лошади здесь, наверное, нравится», – предположил Лаврентий и громко поинтересовался:
– Ребята, какой, по-вашему, смысл жизни?
– Родить сына, построить дом, посадить дерево, – ответил синеглазый охранник, опираясь спиной на закрытую дверь стойла с пони.
– Посмотреть мир, срубить деньжат, – ответил кареглазый и носатый охранник, мелко шагая туда и обратно вдоль закрытого желоба для навозной жижи.
«Это я уже слышал много тысяч раз», – огорчился Лаврентий, прошелся по периметру стойла и попросил:
– Ребята, снимите с меня наручники, запястья отекают!
– Приказ будет – снимем, – отозвался кареглазый охранник.
Его напарник достал зазвонивший в кармане брюк смартфон, увидел на экране высветившийся номер, рявкнул:
– Ша! – кашлянул и ответил абоненту: – Лев Сергеевич, я Вас слушаю.
– Выпорите дэвэкерта хорошенько, и пусть катится на все четыре стороны. Он мне больше не нужен, – лежа голым на массажном столе, приказал Лев Сергеевич и отключил связь. После сеанса иглоукалывания он чувствовал тепло в паху. Эрекция, которой давно не было, появилась! А в соседней комнате доступная красавица! Оплодотворить ее, а потом еще девяносто девять красавиц – вот смысл жизни!
Синеглазый охранник убрал смартфон в карман брюк, принес из инвентарной комнаты вожжи и спросил:
– Эй, мужик, что такое дэвэкерт?!
– Искатель смысла жизни, – отозвался неохотно Лаврентий и почувствовал, что придется драться. А он умел постоять за себя и даже однажды удачно отбился от пьяной компании, которая накинулась на него, когда услышала вопрос: в чем смысл жизни?
– Приготовься – пороть тебя буду! – объявил синеглазый охранник, а его коллега с веселым лицом открыл дверь и вывел Передонцева из стойла.
– Что вы здесь делаете?! – в ворота конюшни вошел молодой конюх в синей спецовке. – Посторонним находиться здесь нельзя!
– Не шуми, братан. Лев Сергеевич приказал выпороть здесь этого мужика, – объяснил кареглазый охранник.
– Тоже мне нашли место для порки, – осудил конюх и, приближаясь к троице, объявил: – Отойдите. Дайте вывести пони для внучки Льва Сергеевича.
– Выводи, – наматывая вожжи на кулак, позволил синеглазый охранник.
Секундой позже Лаврентий Передонцев сбил его с ног молниеносным ударом локтя в висок, а через секунду ногой выбил пистолет из руки его коллеги и выбежал через задние ворота к круглому вольеру.
Там по песку с опилками гуляла английская скаковая. Лаврентий Передонцев ухватился за гриву, вскочил на спину лошади и помчался через пастбище к полустанку.
Выбежавшие из конюшни охранники и конюх, как зачарованные, долго смотрели вслед черноголовому всаднику в охотничьем костюме.
 
ГЛАВА 8

Возле полустанка Лаврентий Передонцев слез с взмыленной лошади, подбежал к рельсам, по которым катился длинный грузовой состав. Примерившись, он схватился за поручень и забрался на площадку цистерны. Движение к цели – вот, что самое важное в жизни!
Где-то часа через два безостановочной поездки по безлюдной степи Передонцев увидел кирпичный домик в стороне от опущенного шлагбаума и спрыгнул на насыпь. Спрыгнул, пробежал метров пятьдесят и рухнул на копну сена. Во рту у него внезапно пересохло. Он видел медленно плывущие грузовые вагоны, слышал стук колес на стыках рельс, но не мог пошевелить ни ногой, ни рукой.
Когда грузовой состав проехал переезд, стрелочник – пожилой мужчина в красном жилете, в темных брюках и кроссовках – поднял шлагбаум, подошел к копне сена и громко спросил:
– Тебе жить надоело?! – а скрученный красный флажок искал приюта то в одной, то в другой его руке.
– Не надоело… Я – дэвэкерт, – слабым голосом ответил Лаврентий.
– Дэвэкерт, так дэвэкерт. Главное живой. Пошли ко мне, – пригласил стрелочник. Когда-то он был монтером пути, а на пенсии стал стрелочником и заодно секретным сотрудником полиции. В домике на переезде он жил один и уже несколько дней мечтал посидеть с кем-нибудь за самоваром, поговорить о жизни и узнать от собеседника что-нибудь для отчета полицейскому начальству.
– Мне бы наручники снять, – сказал Лаврентий и неуверенно встал на ноги.
– Момент, – стрелочник достал из кармана красного жилета кусочек проволоки, поковырял им в замке наручников, и они упали на землю.
– Спасибо, – поблагодарил Лаврентий, потирая ссадины и покраснения на запястьях, и двинулся за стрелочником к его кирпичному домику.
Тем временем, в своем особняке, голый Лев Сергеевич лежал на широченной кровати, и на его костлявой груди покоилась ладонь обнаженной красавицы. «Чудесно… Бесподобно… Волшебно… Супер…», – думал Лев Сергеевич и гордился собой, как мужчиной. Потом он решил завтра купить и подарить старому китайцу домик где-нибудь на Дальнем востоке.
На полу, на ковре, зазвонил смартфон в платиновом корпусе.
Красавица свесила с кровати одну грудь и взяла аппарат.
– Выбрось его, – приказал Лев Сергеевич сиплым голосом. – Никого не хочу слышать. Ни с кем не хочу говорить.
Красавица поднялась с кровати, вышла на балкон и швырнула смартфон на каменную дорожку. Все это она проделала медленно, словно воздух вокруг нее внезапно превратился в воду. Смартфон не разбился о камни, но звонить перестал.
– Как хорошо! – простонал Лев Сергеевич. Тишина нравилась ему все сильней и сильней. Он перестал ощущать ноги. Он перестал ощущать руки и наполнился необъяснимой радостью, от которой перехватило дыхание.
 «Все люди – дураки», – осознал Лев Сергеевич, и семидесятилетнее сердце его остановилось навсегда.
А красавица медленно вернулась в комнату, присела на край кровати, чувствуя неимоверную усталость. Старик оказался удивительно стойким сексуальным партнером. 
Не заметив, что Лев Сергеевич умер, красавица легла на правый бок, подбила кулачком подушку под головой и заснула.
 
ГЛАВА 9

В домике стрелочника Лаврентий Передонцев выпил, обливая куртку на груди, кружку воды из ведра, стоявшего на табурете сбоку от входной двери в комнату.
– Так кто ж ты такой на самом деле? – стрелочник усадил Передонцева за маленький столик, который когда-то позаимствовал из купе спального вагона, попавшего в аварию на переезде.
– Дэвэкерт. Я ищу смысл жизни, – ответил Лаврентий, и черные глаза его посмотрели прямо в черные глаза стрелочника.
– Нашел?
– Пока нет. Он у всех разный.
– Куда теперь путь держишь?
– К своим родителям. У них завтра золотая свадьба, – ответил Лаврентий.
– Зятек мой вот-вот приедет. Он автобус местный водит. Он подбросит тебя до города, – сказал стрелочник и зажег фитили керосинки под кастрюлькой. – У меня с обеда остались щи. Будешь? – и принес из кухни тарелку, половник и деревянную ложку.
– Как дела? – вошел в комнату и спросил мужчина лет тридцати явно склонный к полноте. Серая рубашка плотно обтягивала его круглый живот. Легкая одышка и запах табака выдали в нем курильщика.
– Вот зятек мой, – неестественно обрадовался стрелочник.
– Кто этот лось, а?! – хамовато спросил водитель автобуса и приблизился к Передонцеву, отвернувшемуся к окну.
– Он едет к своим родителям, – объяснил стрелочник. – Подвези, его в город, – загасил выдохом огонь керосинки и половником вычерпал щи из кастрюльки в миску.
– Подожди в автобусе! – приказал водитель, сдернул Передонцева с табурета за рукав куртки и уселся на его место. – Дай хлеба!
Стрелочник исчез на кухне, а Лаврентий Передонцев вышел из домика, осмотрелся по сторонам – степь да степь кругом, только на западе виднелась полоска леса. Потом он поднялся через открытую переднюю дверь в пустой салон запыленного «ЛАЗа» и опустился на сдвоенное сидение.
В это время водитель дохлебывал ложкой щи и сердился на стрелочника, который мыл на кухне кастрюльку в раковине:
– Почему не вызвал оперативную группу?! Вдруг это беглый зэк?
– Вряд ли, – откликнулся стрелочник. – Нет у нас поблизости ни тюрьмы, ни зоны.
– Ладно, – смилостивился водитель, вылизал миску, взял с настенной полочки пачку сигарет. – Бывай! – и быстро вышел из комнаты.
В кабине автобуса он вытащил из-под сидения наручники и объявил:
– Уважаемый, не вздумай сопротивляться! Грохну, глазом не моргнув! – достал из заднего кармана брюк маленький плоский пистолет
– Я – дэвэкерт! – откликнулся Передонцев, закатал правый рукав куртки, рубашки и показал клеймо.
– Рот закрой! Руки давай! – потребовал водитель. – Я – капитан полиции!
– Капитан, в чем твой смысл жизни? – спросил Лаврентий машинально.
– Ловить таких мутных людишек, как ты!
– Я – дэвэкерт! Я ищу смысл жизни! Не трогай меня!
– Вот я и помогу тебе найти не только смысл жизни, но и срок! Руки давай!
Лаврентий Передонцев стремительным и точным ударом кулака в кончик подбородка нокаутировал водителя, а потом отволок его к углу домика.
– Что случилось?! – удивился появившийся на крылечке стрелочник с красным флажком в руке.
– Он плохо себя вел! – откликнулся Лаврентий, вернулся в автобус, на водительское сидение. Ключи торчали в замке зажигания.
Склонившийся над открывшим безумные глаза водителем стрелочник боковым зрением увидел, как автобус переехал через рельсы и помчался по шоссе к полоске леса.
 
ГЛАВА 10
 
В вечерних сумерках, не пригодных для чтения книг, Лаврентий Передонцев остановил автобус на малолюдной городской улице, вылез из кабины и, посматривая на светившиеся окна отдаленных домов, вошел в гостиницу.
В освещенном лампами дневного света вестибюле сидела за столом администратора крашеная блондинка.
– Хочу номер, – сказал Лаврентий.
– Паспорт, пожалуйста.
– Вот мой паспорт, – Лаврентий показал клеймо на правой руке.
 – Третий этаж. Номер тридцать два, – блондинка сменила приветливый взгляд на тревожный и положила на стол ключ с брелоком. Меньше часа назад она получила ориентировку с приметами преступника – и вот преступник перед ней. Мыском туфли она нажала кнопку в полу – послала сигнал тревоги в дежурную часть отделения полиции.
– Спасибо, – Лаврентий взял ключ и двинулся к лифту.
Одноместный номер оказался с телевизором, с холодильником, с баром.
Лаврентий Передонцев заказал по телефону внутренней линии дежурное блюдо из ресторана и прошел в ванную комнату. Там он быстро побрился одноразовым лезвием, принял душ, надел халат, а кроссовки, носки, рубашку, охотничий костюм бросил возле мусорного ведра.
Выходя из ванной комнаты приободренным, Передонцев едва дверью не сшиб с ног официантку с тележкой.
– Извините, – сказал он, прошел в комнату и прилег на кровать.
Следом за официанткой в номер вошел средних лет коротконогий полицейский невысокого роста.
Под вопросительным взглядом черных глаз Передонцева он дождался, когда официантка поставит на стол еду и исчезнет вместе с тележкой из номера, а затем представился:
– Старший оперуполномоченный Дроздкин, – предупредил: – Не сопротивляйся. Не я, так кто-нибудь другой тебя поймает. В городе объявлен на тебя розыск.
– Тут какая-то ошибка. Я – дэвэкерт, – поднявшись с кровати, Лаврентий сел в кресло за столик и выставил перед собой согнутую правую руку с клеймом квадратуры круга и цифрой 18. – Я ищу смысл жизни, а сейчас я буду есть, – сделал бутерброд из антрекота и хлеба, откусил и зажевал солидный кусок.
– Ты на железнодорожном переезде вырубил водителя и угнал автобус с маячком и прослушкой разговоров пассажиров. Тебе светит червонец. Водитель автобуса – капитан полиции – отвозил бригаду строителей, среди которых по оперативным данным были террористы.
– Так уж получилось, извините, – минералкой запив проглоченный хлеб с мясом, произнес Лаврентий и засунул остатки бутерброда в рот.
– Заканчивай с едой, поехали в отделение, – усталым голосом произнес Дроздкин, плюхнулся в кресло рядом с тумбочкой под телевизором,  забросил ногу на ногу. В его темно-карих глазах проявилась скука.
–– Давай разбежимся в разные стороны? – предложил Лаврентий и вытер губы салфеткой. Он всегда считал, что глупо драться, если можно договориться.
– Заплати мне за потраченное на тебя время, тогда разбежимся, куда захочешь, – сказал Дроздкин и разоткровенничался: – Я устал от службы. Я устал от насилия. Я устал от жестокости. Я устал от службы, будь она неладна… Мне нужны деньги на жизнь, пока не найду новую работу.
– Но у меня нет денег.
– Если я нажму эту кнопку, – Дроздкин разжал пальцы правой руки, и на ладони оказалась коробочка с желтой кнопочкой, – сюда влетит группа захвата. Тебе это надо?!
– Нет. Но у меня нет денег. За меня везде платит Лев Сергеевич Чарустин, слышал о таком человеке?
– Он умер, – сказал Дроздкин. – О его смерти то и дело передают по всем каналам, – и пультом включил телевизор.
И действительно, после минутного отчета о военных учениях миловидная грудастая дикторша сообщила с экрана:
– Сегодня, на семьдесят первом году жизни скоропостижно скончался Лев Чарустин – бизнесмен и меценат, трижды награжденный орденом …
Опрокинув столик, Лаврентий вскочил на ноги, выдернул из розетки шнур телевизора, заметался по комнате и забормотал:
– Что теперь делать?.. Что же теперь делать?!
– Теперь слушай меня! – Дроздкин несколько раз хлопнул ладонью себе по колену. – Заплати мне, и я помогу тебе исчезнуть из города. У меня знакомый машинист скоро погонит скорый поезд на Урал. Я попрошу, он возьмет тебя с собой.
– Мне как раз на Урал и надо, – Лаврентий остановился посреди комнаты.
– Так договорились: ты мне деньги – я тебе свободу?! – серьезно спросил Дроздкин, поднимаясь с кресла.
– Договорились! – Лаврентий сбросил с себя халат, убежал в ванную комнату и облачился в охотничий костюм.

ГЛАВА 11

Патрульная полицейская машина остановилась у банка на центральной площади города, на которой стоял безголовый памятник, державший в одной руке кепку, а другой рукой, указывая на Полярную звезду.
– Вот карта, но код я скажу, когда ты посадишь меня в поезд, – сидевший на заднем сидении, Лаврентий достал из потайного кармашка куртки банковскую карту, которую получил полгода назад, взамен карты с истекшим сроком годности.
– Сколько на ней денег? – поинтересовался Дроздкин дрожавшим от волнения голосом, тиская руль, словно хотел придать ему овальную форму.
– Сейчас узнаем, – Лаврентий покинул машину и впереди полицейского вошел в банк.
– Добрый вечер. Чем я могу вам помочь? – спросила молоденькая сотрудница банка, дежурная по залу.
– Своей лучезарной улыбкой, – откликнулся Лаврентий, вставил пластиковую карту в картридер банкомата, низко наклонился над клавиатурой и набрал код.
Дроздкин увидел появившиеся на экране банкомата цифры, и от нахлынувшего восторга перестал что-либо замечать вокруг себя.
Лаврентий забрал карточку из картридера, вручил ее полицейскому, спросил жестко:
– Доволен? – и прошел к патрульной машине.
– Доволен, – усевшись за руль, обрел дар речи Дроздкин, Через пять минут он привез Передонцева к железнодорожному вокзалу, объяснил:
– Машинист мне обязан. Я его сына-наркомана спас от расправы банды наркоманов, – и проводил Передонцева через зал ожидания на перрон, к скорому поезду.
– Здравствуй, Силантий Иванович! – приветствовала Дроздкина высунувшаяся из кабины машиниста лысая усатая голова. – Каким ветром тебя к нам принесло?!
– Байдалов, подвези этого человека! – крикнул Дроздкин.
– Пусть залезает! Сейчас отправляемся! – позволила лысая усатая голова, исчезла в кабине, дверь которой тут же распахнулась.
– Теперь код, – потребовал Дроздкин, помимо своей воли боязливо оглядываясь по сторонам.
Плохо освещенный перрон был пуст от пассажиров. Проводники уже зашли в тамбуры вагонов и закрыли двери.
На семафоре загорелся зеленый свет. Поезд медленно тронулся в путь.
Передонцев назвал цифры, догнал локомотив и запрыгнул на лестницу к кабине машиниста. Он не жалел потерянных денег – он был счастлив, что скоро увидит своих родителей. А деньги?! А деньги – он был уверен, что еще заработает!
Был счастлив и Дроздкин, когда перед закрытием банка обналичил предельную сумму в банкомате, а на подаренной карте еще осталось денег в десять раз больше.

ГЛАВА 12

Бутылку водки, три рюмки, тарелки с холодными закусками Тамара Агапитовна Передонцева разместила на круглом столе в небольшой комнате, где на подоконнике единственного окна торчали в горшках разные виды кактусов. Она была в строгом вишневом платье и в черных туфлях на низком каблуке. Муж ее, Глеб Протасьевич, в белой рубашке, в черных брюках и зеленых тапочках, которые сочетались цветом с галстуком, положил возле трех пустых тарелок вилку, ложку и нож.
От железной дороги, тянувшейся по касательной к окраине поселка, послышался монотонный стук вагонных колес.
– Если Лавруша приедет на электричке, то появится минут через десять, – предположила Тамара Агапитовна и опустилась на один из трех стульев у стола. – Если на автобусе, то появится только вечером.
– Нет, Лавруша приедет на такси в любое время, – сказал Глеб Протасьевич, встал за спиной жены, опустил ладони на ее плечи и печально поглядел на розовевшую кожу ее маленькой головы под седыми короткими волосами.
Своего сына – Лаврентия, супруги не видели двенадцать лет, но раза два-три в год получали от него почтовую открытку одного содержания: «У меня все хорошо. Я жив, здоров – того и вам желаю. Ваш Л.»
– Какой теперь наш Лавруша? – тихим тоскливым голосом спросила Тамара Агапитовна, бессмысленно смотря на нарезку колбасы, сыра, хлеба, на селедку под шубой, на салат из помидоров и огурцов. Память унесла ее в день, когда Лаврентий покидал родной дом. Тогда сын был черноволосым, подтянутым обладателем приятной наружности. Презирал пьяниц и курильщиков. В тот дождливый день Лаврентий обнялся с отцом и ушел на железнодорожную станцию.
– Вот приедет, тогда увидим, – отозвался Глеб Протасьевич и ногтем большого пальца смахнул с морщинистой щеки слезу. Он помнил прощальное объятие Лаврентия и слова, которые шепнул ему: «Не забывай, сынок, у тебя есть дом, где тебя всегда ждут».
– Вдруг Лавруша не приедет? – все так же тоскливо спросила Тамара Агапитовна, глядя на закуски на столе. – Вдруг с ним беда какая случилась?
– Приедет! – заявил Глеб Протасьевич и несильно сжал пальцами жесткие плечи жены.
В дверь комнаты кто-то стукнул три раза.
– Ой, Лавруша мой! – обрадовалась Тамара Агапитовна и, преодолев тяжесть рук мужа, приподнялась со стула.
Дверь в комнату распахнулась. Супруги Передонцевы увидели полнощекую низкую женщину в траурном одеянии.
– Люди добрые, ради Христа, – низко кланяясь и приближаясь к обомлевшим старикам, жалобно произнесла гостья, – подайте, на похороны сыночки моего единственного, мальчика моего златоголового.
– Нет у нас денег, милая, – ответила сердечно Тамара Агапитовна и медленно опустилась на стул. – Попроси в другом месте.
– Не обманывай, бабушка. У тебя вона какие разносолы на столе, –гостья метнула на Тамару Агапитовну укоризненный взгляд маленьких серых глаз. – Подайте, сколько можете. Сыночек мой в гробике лежит, хоронить не на что. Подайте, а я за вас молиться буду. Я…
– Ну, хватит прикидываться, – встав между женой и попрошайкой, потребовал Глеб Протасьевич, не потерявший в свои восемьдесят лет широкие плечи, а лишь слегка сгорбившийся. – Я вчера тебя видел в магазине.
Взгляд попрошайки метнулся то в одну, то в другую сторону; а полнощекое лицо превратилось в злобную маску.
– Уходи! – потребовал Глеб Протасьевич и выбросил вперед правую руку с растопыренными пальцами. – Я знаю: ты с Федькой Мажаковым живешь. Он мне вчера тебя показывал в магазине. Ты водку и хлеб покупала. Он тебя на курорте подцепил. Никакого ребенка у тебя нет.
– Не дадите мне денег, – разозлилась попрошайка с пеной в уголках трясущихся губ, – так вы завтра сдохнете – сдохнете, я на ваши могилы …
 – Вон! – взревел Глеб Протасьевич.
Попрошайка ударила ногой ему под колено, убежала во дворик перед домом и потом, через калитку в деревянном штакетнике, на улицу.
– Ой-ой, нехорошо получилось, ой-ой-ой, – склонив голову на грудь, запричитала Тамара Агапитовна. – Надо было дать ей хоть какую-то малость. Ой, накликает она на нас беду.
– Нет у нас малости. Я все потратил на продукты, – потирая ушибленное колено, сказал Глеб Протасьевич и уселся на стул. – Лавруша приедет. Не пустым же столом его встречать?
– Ой, батюшки, где он, кровинушка моя?
– Приедет, обязательно приедет, – Глеб Протасьевич уставился задумчивым взглядом в окно, за которым качалась ветка с крупными желтоватыми яблоками.

ГЛАВА 13

Скорый поезд замедлил скорость. Стоявший у открытой двери в кабине машиниста, Лаврентий Передонцев увидел родные места и загрустил: вон церковь без купола – в ней он с пацанами искал клад; вон элеватор разрушенный – там он с пацанами играл в войну; вон школа и стадион; вон крыша родительского дома!
– Прыгай! – приказал лысый усатый машинист.
 Словно от толчка в спину, (хотя его никто не трогал) Лаврентий Передонцев вывалился на крутую насыпь, не устоял на ногах, скатился на дорогу, чуть ли не под копыта старой лошади, которая вяло тянула телегу с сидевшим и дремавшим на охапке соломы стариком.
– Дед Митяй, проснись! Нас обокрали! – вскочив на ноги и взяв под уздцы клячу, прокричал весело Лаврентий.
– Кто?! – воскликнул старик и потряс стриженной под горшок седой головой. – А, Лаврушка! А, Лаврушка Передонцев!
– Чудно, дед Митяй, – потирая правый локоть, ушибленный о камень на насыпи, сказал Лаврентий и уселся на телегу рядом со стариком, – что ты меня признал! Мы с тобой двенадцать лет не виделись!
– Глазами черными и волосом кудрявым ты на молодую мать свою похож, а на отца своего плечами широкими, – старик хлестнул ореховым прутиком круп лошади, но движения ее тонких ног с опухшими суставами не ускорилось. – Где ж ты, соколик, пропадал столько лет?
 – Искал смысл жизни, – благодушно посмеиваясь, отозвался Лаврентий.
Лошадь свернула с дороги вдоль железнодорожной насыпи на длинную улицу поселка, по ширине сжатую заборами из штакетника.
– Плохо искал, коль домой вернулся, выпрыгнув из поезда, – съязвил старик и опять хлестнул прутиком клячу.
– Ты, дед Митяй, лошадку пожалей, ножками пройдись, – обидчиво буркнул Лаврентий, соскочил с телеги и быстро зашагал навстречу плачущей женщине в черном одеянии. Ее толкал кулаком в спину невысокий мужчина лет сорока в костюме и в рубашке в черно-белую мелкую клетку.
– Мне больно. Не бей меня, – оглядываясь, плаксиво просила женщина.
– Не трогай ее! – подал голос Лаврентий, покачивая широкими плечами. От женских слез в нем появлялась острая ненависть к жизни, в которой есть женские слезы.
Мужчина в клетчатом костюме трусливо чуть присел и, вдруг, подпрыгнул и возликовал большим щербатым ртом:
– Лавруха! Кулак тебе в ухо! И в глазик! И в нос еще разик!
Женщина кисло улыбнулась и поправила на голове черную накидку.
Лаврентий поднял правую бровь.
– Я – Федька Мажаков! Узнал?! – мужчина столкнул женщину с тропинки на дорогу. – Я с тобой слесарил в железнодорожных мастерских. Помнишь?
Лаврентий нахмурился. Он вспомнил, как Мажаков обвинил его в краже денег из раздевалки маляров, пока те красили отремонтированный вагон-цистерну. А потом выяснилось, что вор – электрик, чинивший в раздевалке электроплитку. Но было поздно – Лаврентий в тот день уволился из мастерских и уехал в Москву, где устроился охранником офиса фирмы Льва Сергеевича Чарустина.
– Молодой человек, – подала жалобный голос женщина. – Дай нам денег на бутылку водки. 
– Лавруха, это моя любимая жена, Капа! Лавруха, правда, давай водки купим и отметим нашу встречу! – с вычурной радостью предложил Мажаков и протянул руку для рукопожатия.
– У меня нет денег, – сказал сурово Лаврентий, плечом оттеснил давнего знакомого с тропинки и продолжил путь, слушая утихающий скрип колес телеги и стук лошадиных копыт по твердой земле.
Но не успел он пройти и трех метров, как вздрогнул от яростного крика Мажакова:
– Падла, я тебя одеваю, обуваю, а ты денег выпросить не можешь!
– Феденька, не надо! Не бей! – ответила женщина голосом, пропитанной болью.
Лаврентий развернулся и решительно шагнул к парочке.
– Феденька, не надо, не бей, – прикрывая лицо ладонями, тише повторила женщина, но получила от Мажакова удар кулаком по затылку.
– Прекрати! – потребовал Лаврентий и укоризненно спросил: – Разве ты родился, чтобы избивать свою жену?! Разве в этом смысл твоей жизни?
– Это моя жена! – проорал Мажаков и еще раз обрушил кулак на голову женщины. – Я, что хочу, то с ней и делаю!
Лаврентий Передонцев рубанул перед собой рукой, и… женщина раскинула руки, встала на его пути и жестко потребовала:
– Уходи! Я люблю Федю. Он – смысл моей жизни! Уходи!
Передонцев опять рубанул воздух рукой и двинулся по улице к родительскому дому. Вдавливая пальцами левый и правый козелок, он в полголоса запел о дорогах с пылью, да туманом, про холода, тревоги да степной бурьян, – защищаясь песней от разносившейся по улице матерной ругани Мажакова и от визгливой мольбы его жены о пощаде.

ГЛАВА 14

Лаврентий Передонцев открыл дверь и решительно перешагнул порог отчего дома. В прихожей, перед зеркалом он пригладил ладонью волнистые волосы над ушами, подтянул ремень брюк, одернул куртку. Затем быстро прошел через кухню в столовую и сердечно приветствовал родителей, стоявших у стола с разнообразной едой:
– Здравствуй, папа. Здравствуй, мама. Поздравляю вас с золотой свадьбой. Желаю вам здоровья и долгих лет жизни.
– Спасибо, сынок. Здравствуй, сынок, – отозвались дуэтом родители и обняли сына, который был выше их на голову.
– Как доехал, сынок? – Глеб Протасьевич ткнулся лбом в левое плечо сына.
– Нормально.
– Как твое здоровье, Лавруша? – скупо плача, спросила Тамара Агапитовна и поднесла костистый кулачок к приоткрытому рту.
– Нормально, – проронил Лаврентий, сел вместе с родителями за стол и припомнил, что галстук – золотистый силуэт жар-птицы на материи изумрудного цвета – был на груди отца и двенадцать лет назад.
– Лавруша, ты, наверное, голодный? – Тамара Агапитовна широко повела рукой над ближайшими к себе закусками. – Поешь, поешь, не стесняйся, ты же дома.
– Расскажи-ка, сынок: как жил-поживал, какого добра нажил, – попросил Глеб Протасьевич, огорчившись кривым морщинам на широком лбу сына и редким седым волоскам в его черных волосах.
– Расскажу попозже, – быстро сделав и съев бутерброд с сырокопченой колбасой, отозвался Лаврентий и из крынки наполнил стакан вишневым компотом.
 Глеб Протасьевич налил водки в три рюмочки.
Тамара Агапитовна заметила, что на лице сына появилось что-то незнакомое, чужое, но глаза все те же – черные, блестящие, добрые; и голос родной, приятный баритон.
– Я не пью ни водку, ни вино, ни пиво, – отказался Лаврентий и отхлебнул компот из стакана. Двенадцать лет назад, решив жить только трезвым умом, он запретил себе пить любое спиртное и ни разу не нарушил это табу.
– И за наше здоровье не будешь? – обидчиво удивился Глеб Протасьевич, чокнувшись рюмкой с рюмкой, которую взяла жена.
– Простите, мои любимые, не буду, – ответил Лаврентий,  уплетая с аппетитом салат из огурцов и помидоров.
– А мы выпьем, правда, Глебушка?! – воскликнула Тамара Агапитовна и раньше мужа опрокинула в рот рюмочку с водкой; и раньше мужа закусила кусочком селедки с колечком лука.
В комнату вбежала черно-рыжая крупная кошка, подпрыгнула, зацепилась когтями передних лап за оконную занавеску, но получила от хозяйки крошечный ломтик сыра и спряталась под стол.
 – Лавруша, сынок, почему с тобой не приехала твоя жена, твои дети? – спросила Тамара Агапитовна. Она надеялась, она мечтала стать бабушкой.
– У меня нет ни жены, ни детей, – пощипывая пальцами бровь, признался Лаврентий, подцепил вилкой куриную грудку в белом соусе и съел, почмокивая от удовольствия.
Расстроившись, что сын ее холостяк, Тамара Агапитовна предложила:
– Вот сыр, сын-нок, – звонко икнула. – Вот колбас-ска, вот, вот буж-женинка, вот, вот рыбка крас,.. – и опять икнула.
– Сынок, кем же ты работаешь? – спросил Глеб Протасьевич.
– Я – дэвэкерт.
Супруги Передонцевы переглянулись: – ты поняла? – ты понял? – и вопросительно посмотрели на сына.
– Мои любимые папа и мама, я еще раз поздравляю Вас с золотой свадьбой. Еще увидимся. Еще поговорим. Я пойду к себе, отдохну, – Лаврентий покинул комнату, чувствуя приятную тяжесть в желудке и радуясь запаху родного дома. В прихожей он помахал рукой своему отражению в зеркале и поднялся по деревянной скрипучей лестнице на второй этаж, в свою комнату.
Когда же затихли шаги Лаврентия и скрип лестничных ступенек, супруги Передонцевы одновременно опустили руки, склонили голову на грудь и задремали, тихо посапывая и постанывая; а черно-рыжая кошка потерлась об их ноги, а потом легла комочком под столом и замурлыкала.
От железной дороги донесся монотонный стук колес длинного товарного состава.

ГЛАВА 15

В своей комнате Лаврентий Передонцев сдернул пыльное белое покрывало с телескопа на треноге, растопырившейся у окна, в которое виднелась макушка яблони с желтоватыми плодами и солнце над линией горизонта, искривленной крышами домом.
Лаврентий Передонцев вспомнил с грустью, как безоблачными ночами смотрел на звездные скопления, на Сатурн, на Юпитер, на Марс и, не чувствуя тела, воспринимал себя частью вселенной и вечности. А когда появлялась Луна, переключал внимание на ее моря и кратеры. И во время этих наблюдений у него возникали головоломные вопросы. Существуют ли инопланетяне? Почему умные люди плохо размножаются? Почему кто-то верит в древние сказки, а кто-то в науку? Откуда на Земле взялась жизнь? Если планеты движутся по законам Кепплера, то по каким законам живет человечество?
В те далекие годы эти вопросы появлялись постоянно, но исчезали без ответов! А ответы должны были быть – должны, коль существуют вопросы!
Еще в те годы Лаврентий Передонцев, кроме ночного неба, охотно наблюдал за облаками, за каплями дождя на оконном стекле, за полетом: птиц, бабочек, снежинок, самолетов; за ручьем во враге. Еще он записывал в тетрадь происшествия в городке, а потом он сжег тетрадь на огороде, вместе с собранной граблями кучей пожухлой травы и листвы.
Лаврентий Передонцев накрыл телескоп белой материей и присел на застеленную пестрым покрывалом кровать. Хоть он ночью плохо спал в кресле помощника машиниста скорого поезда, но воспоминания прогнали всю сонливость.
И тут в комнату вошли, придерживая друг друга и виновато улыбаясь, супруги Передонцевы. Короткий сон освежил и отрезвил их.
– Лавруша, сынок, поговори с нами, расскажи нам о себе, – попросила Тамара Агапитовна, присела на кровать, приклонила голову к плечу Лаврентия.
Глеб Протасьевич шагнул в сторону от дверного проема и медленно опустился на табурет, над которым висела на стене карта звездного неба северного и южного полушария.
 – О себе я потом расскажу. Я к вам приехал по важному делу, – глядя в пол, сказал Лаврентий, сплетая и расплетая пальцы рук. – Я вырою в саду яму и лягу в нее, а вы меня закопаете.
 – Ах! – испугалась Тамара Агапитовна и отстранилась от сына. – Свят, свят, свят, свят.
– Свихнулся, – прошептал Глеб Протасьевич и ослабил узел галстука.
– Отец, мне нужен гроб, который, я надеюсь, еще лежит на чердаке, – сказал Лаврентий и взглянул на потолок.
– Гроб? – спросил Глеб Протасьевич. Давным-давно он смастерил и положил на чердаке просторный гроб – один для двоих: для себя и жены.
– Да, – сказал Лаврентий, резко встал с кровати и прошелся вокруг телескопа. – Я хочу лечь в нем в могилу, а вы меня закопаете. А когда приблизится смерть, я узнаю смысл своей жизни, и вы меня откопаете. Никому другому, кроме вас, я это не могу доверить это важное для меня дело.
– Лавруша, сынок, так нельзя. Смерть сама найдет тебя. Лавруша, смерть нельзя дразнить; это плохо кончится для тебя и для нас, – запричитала Тамара Агапитовна и попросила взглядом поддержки у мужа.
– Пусть делает, что хочет, – сказал Глеб Протасьевич. – Чем черт не шутит – может быть поумнеет в гробу, а после перестанет болтаться, черт знает где, и заживет, как все нормальные люди.
– Спасибо, отец, – Лаврентий вышел из комнаты, по приставной лестнице залез на чердак.
– Глебушка, останови ты его, останови, – вытирая платочком слезинки, попросила Тамара Агапитовна. – Ведь так нельзя. Люди скажут, что мы – сумасшедшие, мы собственного сына в землю закопали.
– Пусть говорят, что хотят, – ответил Глеб Протасьевич. – Я помню, мой дед Петро, схоронил себя живого, так, когда его откопали, он из лодыря стал знатным передовиком колхоза.
Перестав слышать над головой стуки, шорохи и скрипы, супруги Передонцовы положили телескоп на кровать, подошли к окну.
Вскоре они увидели, как сын волочит по земле двухместный гроб, обвязанный веревкой, поспешно вышли из комнаты и по скрипучей лестнице спустились на первый этаж.
          
ГЛАВА 16

Словно опытный могильщик, Лаврентий Передонцев лопатой быстро выкопал между сливой и яблоней яму метровой глубины и опустил в нее нижнюю часть гроба, которую прикрыл наполовину крышкой.
– Сынок, одумайся! Это ты нас с отцом должен хоронить! – стоя у края ямы, проголосила Тамара Агапитовна и зарыдала на груди невозмутимого Глеба Протасьевича.
Две лопаты рядом друг с другом торчали из выкопанной кучи супесчаной почвы.
– Все будет хорошо, все будет, замечательно! – подбодрил родителей и себя Лаврентий спрыгнул в гроб, лег, крикнул: – Засыпайте! – надвинул крышку.
Всхлипывая и пряча лицо в ладонях, Тамара Агапитовна отошла к яблоне. Глеб Протасьевич, кряхтя и охая, лопатой закопал могилу, но холмик не насыпал.
Все – от сына ничего не осталось на поверхности земли! Ничего! Ужас!
А в непроглядном мраке Лаврентий почувствовал духоту. Виски его заболели. Заболели глаза от напряженного поиска хоть лучика света, хоть светящейся точки. И внезапно он захотел увидеть солнце, почувствовать тепло его лучей, коснуться травы, поймать в ладонь бабочку и ветер. Закрыл, открыл глаза – разницы никакой, тьма! И где-то рядом детский голос сказал его имя.
– Не умирай, сынок. Не умирай! – Тамара Агапитовна не выдержала разлуки с сыном, выхватила из рук мужа лопату, копнула раз, другой.
Черенок лопаты сломался.
Тамара Агапитовна упала на колени и ладонями, как ковшиками, принялась откидывать почву в разные стороны, подвывая и тряся головой.
Заразившись от жены страхом за жизнь сына, Глеб Протасьевич схватил другую лопату и быстро откопал крышку гроба.
Тамара Агопитовна отползла на коленях к яблоне и замерла, как скорбное изваяние.
Лаврентий услышал над головой стук и открыл глаза.
Глеб Протасьевич поддел лопатой и чуть приподнял крышку гроба.
«Жить ради жизни, а не ради смерти», – с первыми жадными вдохами чистого воздуха осознал Лаврентий. Не медля, он откинул крышку в сторону, поднялся на ноги и, чувствуя беспредельное счастье, крепко обнялся с хмурым отцом, а потом с плачущей, но блаженно улыбавшейся матерью.