Я пытался анализировать всю информацию. «Послушай, Ирина, – я рассуждал. –Может быть, была причина для того, что она сделала. Что если ее безопасность была под сомнением, и она сбежала, чтобы защитить тебя и твоего отца от опасности, в которой она была?»

«Мне все равно, с чем она столкнулась, – горячо сказала Ирина. –Какая мать имеет право бросать своего ребенка?»

Я пытался успокоить ее и перевел тему.

Но любопытство время от времени закрадывалось в мою голову.

Я хотел узнать, что на самом деле случилось с Екатериной. Я любил Ирину и хотел знать ее семью, как свою.

Семья – это то, чего у меня не было. У меня никогда не было сострадательного отца или любящей матери. Я не знал, каково это — иметь братьев и сестер, делиться игрушками и радостями.

До того, как я встретил Ирину, единственное, что было ближе всего ко мне, это русская женщина, которую я видел, переходя через оживленную улицу на Манхэттене. Это было всего через несколько месяцев после того, как Лагерь отправил меня в США, чтобы я стал советским агентом под прикрытием. Я был один в большом городе, и знакомое лицо женщины напомнило мне мать, которая у меня когда-то была. Женщине было около тридцати лет, возможно, несколько моложе, чем была бы моя мать, если бы она еще была жива. Для меня это было так, будто часть моего родного дома вернулась.

Я был 19-летним русским мальчиком, которого заставили стать негодяем для шпионского агентства, которое использовало нетрадиционные методы, чтобы заставить мировых лидеров выполнять их приказы. Я знал, что я просто пешка, которую можно будет убрать без предупреждения.