Стефания оказалась в первых рядах в самой зале. Она не успела занять скамью амфитеатра, но оно и неважно. Так странно было оказаться ей вдруг рядом с Ронове, с его поддержкой, что и стоять, даже в удушливой толпе, могло бы быть блаженством.
Абрахам оказался рядом. Он был мрачнее обычного, если вообще у него были какие-то другие состояние кроме мрачности.
Советники посовещались у трибуны, решая, кто именно выйдет с речью. Затем, облаченный в светлые одежды, длинноволосый степенный седовласый советник высшего порядка – Константин, поднялся по ступеням трибуны. Если кто и мог говорить сейчас, то, конечно, он.
Пока он поднимался, смолкло всякое движение – все были взволнованы и ожидали слов.
-Соратники мои, друзья, братья и сёстры, служители Животворящего Креста… — Стефания давно заметила, чем тщательнее начало, тем хуже содержание. Мир качнулся под ее ногами — что сказалось сильнее? Духота зала? Нервное потрясение от смерти Буне? Усталость? Ночная поездка и умерщвление богопротивной Дианы?
-Осторожно…- Ронове был слишком близко к ней, чтобы не заметить ее помутнения. Его рука услужливо подхватила Стефанию, и теперь стало еще хуже. Оказывается, очень трудно сосредоточиться, когда тебя придерживает тот, кто вообще не должен бы оказаться с тобой рядом.
-Вы все, — Константин продолжал, он был воплощением скорби и горести, как и подобает такому случаю, — отдали свои жизни на то, чтобы служить свету и истреблять тех, кто явился из тьмы. Всякая магия противна небу, всякая магия оскорбляет Господа, и всякий, кто несет ее в себе – противен свету!
