-Где Базир?
Стефания могла солгать. Могла сказать, что они попали в переделку, что Базир пожертвовал собой. Или, хотя бы, могла попытаться себя оправдать, сказав, что Базир пытался её споить и лишить чувств, что уговаривал её пить, а после пытался спрятать в комнате трактира. Но она понимала, что, во-первых, её язык не повернётся к этой лжи, во-вторых, может быть Базир и пытался её споить, но она сама была не против. Во всяком случае. В самом начале, Стефания подсознательно понимала, что он делает – это она осознавала сейчас с ещё большей ненавистью к себе.
Осталось только признаться – себе и им. И она призналась:
-Я струсила.
Абрахам уже знал. Горечь, разочарование и холодное ехидство разлились по его чертам. Он не вымолвил и слова, не произнёс и звука, пока Стефания, глотая слезы, кое-как пыталась рассказать все обстоятельства дела. Она не смотрела ни на кого, зная, что не встретит ничего хорошего, что ждёт её лишь осуждение. Ей сложно было даже объяснить, чьего осуждения она больше боится – Рене ли, с его насмешками? Абрахама ли с его молчанием?
Но Стефания была наивна. Последнюю часть своих злоключений о поездке в телеге и неприятном разговоре она обрисовала в общих чертах, не углубляясь в детали. Но и этого хватило союзникам, чтобы сделать свои выводы с лихвой.
Абрахам нарушил молчание. Суровый античный каратель снизошёл до Болезной. Речь его была убийственна:
