Дальше – пустота и скитание, пока кто-то ловкий, будь то церковник или магическая тварь, затаившая обиду, не оборвёт всё его существование.

            Абрахам устало прикрыл глаза – сталь в полумраке блестела неумолимо.

…Боль стала привычной. Абрахам ещё молод, совсем неопытен, но уже свыкся с болью. Она преследует его жизнь: то сверстники, желающие позабавиться над его слабостью, то жестокие и необходимые уроки.

            Абрахам лежит на полу и пытается отдышаться. Голос Горана доносится будто бы сквозь облако ваты, но даже это облако не сможет смягчить заметного раздражения:

-Ты не упражнялся! Совершенно не упражнялся!

            Боль не даёт говорить, Абрахам может хрипеть. Горан начинает ходить взад-вперёд, скрытый за кровавой хмарью боли:

-В первом же бою ты погибнешь! Церковники не дадут тебе пощады.

            Абрахаму больно вставать, но он знает, что должен. Не обращая больше внимания на боль, превозмогая сладостное желание задохнуться в этой боли и никогда уже не открывать глаза, он шевелится.

-Не вставай,- советует Горан. – В прошлый раз я тебя пощадил. В этот раз милосердия не жди. Тот, кто не упражняется – преступник, он ищет погибели всех своих собратьев и, прежде всего, свою. Ища погибель, он её найдёт.

-Они не дают мне…- Абрахам переводит дух. Он сидит на полу, обливаясь потом, смотрит снизу вверх на могучую и страшную фигуру Горана. – Мои соученики не дают мне заниматься.