–Чего? – Базир поперхнулся. – Ты отпустил её в лес? Одну? Да как ты мог?

            Ему захотелось ударить этого деревенского лба. Останавливало только то, что этот лоб обладал явным преимуществом в силе и получить уже мог сам Базир.

–Разве я её купил, чтобы держать? – удивился Бертран. – Она свободна и я отпустил её, когда она захотела.

–Одну. В лес, – ехидно напомнил Базир. – Бедная Стефания! Ни одного здравомыслящего…

–Я не собирался держать Стефанию силой, – повторил Бертран неожиданно сурово. – Мы живём свободно. И мы позволяем другим свободу. Это в ваших церквях, может быть, такое кажется удивительным, но здесь человек волен идти и волен оставаться. Я жалею лишь о том, что сказал ей.

–И что же ты ей сказал? О чём вы вообще двое могли говорить? – Базир источал один яд. Он ненавидел этого деревенского простака, который вот так запросто позволил девушке остаться в неизвестности. И крест только знает, в каком она состоянии!

–Мы говорили о боге и о церквях, – серьёзно ответил Бертран.  – И наши мысли разошлись.

–С тобо-ой?! – вот теперь Базир не сдержал смешка. О Боге! О Боге, про которого говорят шёпотом в церквях, этот дурак беседовал со Стефанией!

–Бог существует и в наших сердцах, он живёт и в наших домах, у нас есть такое же право говорить о нём, – Бертран оставался серьёзен. Базиру стало нехорошо. Он почувствовал себя снобом, каким запрещала быть церковь по отношению к ближнему, но слаб человек, и некоторые церковники, прочтя все законы и заветы неба, реагировали на слова о боге от простых людей примерно также, как сейчас Базир. Ему стало неловко и стыдно. Стыдно от самого себя. не так его учили! Не таким он должен быть!