-Это… ничего.
-Вы любовники? – быстро уточняет дознаватель. – Ведь так?
-Нет! – Стефания вздрагивает. Она чувствует себя оскорбленной, хотя ничего страшного не прозвучало в ее адрес. И все-таки, почему-то хочется помыться, чтобы стереть со своей кожи этот надменный взгляд молодого дознавателя.
-Он проявляет к вам интерес! – дознаватель давит, думая, что ему удастся сломить Стефанию.
У него бы даже получилось, если бы Стефания была бы прежней.
-Ну это же его проблемы! – Стефания овладевает собой.
-А Иас? – дознаватель рубит специально, презирая плавный переход.
-А что? – Стефания уже открыто грубит. – Что с ней?
-Она покончила с собой!
-И причем здесь я?
-Ваши отношения с Ронове могли быть причиной этому?
-Спросите у нее, — огрызается Стефания, — я с Иас не водилась никогда!
-Но она могла вас ревновать?
-Откуда я знаю? – Стефания возмущается всерьез. Она знает ответ, но не хочет называть его. не из-за страха перед дознавателем, а из-за того, что тогда тень вины коснется ее самой. – Она же на Ронове работала, а не на меня!
А Ронове сидит в очередной допросной камере, и у него нет сомнений в том, какое обвинение ему предъявят, если, конечно, действительно предъявят. Не в последней карательной миссии, и даже не в поддержке Абрахама, а в том, что он довел Иас до греха – самого страшного для слуги Креста.
Ронове лавирует, стараясь обходить страшные вопросы, старается не называть имени Стефании, избегать упоминания о ней, но что делать… он сам был слишком неосторожен, потерял бдительность и мнил себя королем в Церкви, всеобщим любимцем! Что ж, вот и расплата.
