Лучше бы Ронове молчал.
–А быстро ты друзей заводишь! – Абрахам не пытался даже скрыть свою ненависть. – Обвинил Стефанию в магической принадлежности, оставил её, а сам якшаешься с явным врагом! Ещё и нас сдаёшь ему от собственной трусости.
Абрахам рывком поднялся с пола, принялся мерить комнатку, ставшую тесной для троих, шагами. Был в раздражении и шаги не скрывали этого.
–А что мне оставалось? – Ронове рванулся следом. – Я не…
–Трус! – согласился Рене. Подняться он ещё не мог, утомление настигло его неожиданно и попадание под дурман ослабило от этого утомления ещё сильнее. – Теперь из-за тебя мы в плену у врагов, не имеем доказательств о своём деле и потеряли Стефанию. А ты думал о том, что её могли убить? Или нас могли убить? А ты уверен, что не убьют? Что все останутся живы? Да, на нас до этого дурмана было нападение, но это были наши…когда-то наши собратья. И мы справлялись. А о них ты не обязан думать, но ты не подумал ни о ком! Кроме, конечно, себя…
Рене осёкся, ему стало тошно от одного взгляда на Ронове. Он вспомнил, как выглядела и как вела себя Стефания в чувстве вины, как боялась взглянуть, как робела и как сама себя казнила в мыслях, а этот? Сдал всех, выкручиваясь, и ни стыда в его лице не мелькнуло толком!
Мысль о том, как поступил бы сам Рене в таких обстоятельствах, бывший вечный офицер настойчиво отгонял. Он сам не был из породы храбрецов и в чинах церковников ходил именно из-за своего умения договариваться с совестью. Но теперь, когда Ронове поступил также, ещё и неумело… что ж, это было повод к тому, чтобы презирать его, чтобы свалить на него вину всей неудачи и позорной задержки. А может быть, и просто губительной.