И некуда деться от этого обжигающего внимания, некуда спрятаться.
Стефания шла на совещание, чувствуя, как на неё смотрят, о ней шепчутся, не пытаясь даже скрыть этого. Ее откровенно разглядывают, без сомнения, сравнивая с погибшей Иас, и думая, что Ронове углядел в этой обыкновенной Стефании такого, чего не было в нежной красавице?
И не объяснишь каждому, что Иас пыталась Стефанию подставить. Не скажешь, что Ронове велел ей покинуть место службы, опасаясь…
Опасаясь её и опасаясь за неё? Или за себя? или за всех?
Но Иас не была той, кто мог бы исчезнуть просто в одно мгновение. Она ушла так, чтобы долго ещё отзываться эхом и слухами в коридорах, чтобы долго жить в домыслах и разговорах. Она была такой.
На совещание они прибыли вместе. Клемент и Делин были впервые за долгое время объединены общим пережитым унижением и сели рядом, не сговариваясь. Рене прошёл на своё место, к советникам, чтобы снова стать другим и чужим, принять их безоговорочную сторону. Абрахам вошел как обычно, в ореоле мрачной славы и домыслов, бросил, вроде бы и без тени сочувствия:
-Садись, болезная! Чего стоишь?
Но было в этом его слове настоящее спасение. Он указал на место рядом с собою, как бы напоминая, что каждый. Кто желает посмеяться или поглазеть на Стефанию, помыслить о ней недоброе, должен иметь на руках разрешение Абрахама на это.